Это был его костыль - беспокойство.

А теперь Тесси.

Эта девушка, ребенок, которого она носит, вызывают у него защитные инстинкты. Это дало ему целый набор новых забот.

С кровати он видит свет в гостиной. Тесси не спит.

Странное чувство необходимости ее рядом с ним пробирает его до костей. Оно стало еще сильнее после их предыдущего разговора. Рассказ Тесси о своей матери, ее беспокойство за их сына, тоскливая боль в ее голосе, когда она рассказывала ему о своем отце. Он все понял. Ей было больно. Она горит, потому что боится обжечься.

В ней так много слоев. Те маленькие проблески, которые она дает ему увидеть, заставляют его чувствовать себя польщенным и оскорбленным одновременно.

К черту ее отца. Какой-то жалкий сукин сын, уходящий от собственной дочери - он ее не заслуживает.

Соломон качает головой. Он не может понять, что происходит дальше. Почему общение с Тесси что-то с ним делает. Она в его крови. Солнечный свет будит его.

Спать рядом с ней, быть с ней сегодня... он не жалеет об этом.

Стиснув зубы, он выдохнул и спустил ноги с кровати, глубоко вдохнув, чтобы успокоить пульс. Он проводит рукой по волосам и смотрит на часы.

Три часа ночи.

Господи.

Если она работает…

Он натягивает серые треники и врывается в гостиную, где застает Тесси, сидящую со скрещенными ногами на диване. Рядом с ней бутылочка кокосового масла, взгляд устремлен на открытые двери террасы.

Красивая. Чертовски красивая.

Прекрати. Перестань смотреть на нее, как будто она твоя.

Но почему бы и нет, Соломон? Почему она не может быть твоей?

— Привет, — говорит он, щурясь от света. — Все в порядке?

Ее большие карие глаза расширяются при его появлении, она улыбается ему, и на минуту его сердце замирает. Она выглядит чертовски великолепно, сидя здесь с грязными волосами и в одной лишь ночной рубашке, расстегнутой на животе.

— О, да. — Ее руки делают круги на животе, распределяя кокосовое масло по коже. — Я подумала, что приду сюда, чтобы провести подсчеты.

Он нахмуривает брови.

— Подсчеты?

— Подсчеты ударов. — Она сделала паузу. — Нужно десять пинков в день, чтобы убедиться, что ребенок все еще, ну, пинается там.

Соломон выдохнул. Черт. День за днем он понимает, что знает меньше, чем думал. Все, что связано с беременностью, кажется таким неуверенным. Хрупким. Господи, а вдруг что-то пойдет не так?

Мишка и Тесси - не неприкасаемые. С ними может случиться что угодно.

Страх. Проклятый страх. Он что-то делает с его грудью. Сердце колотится, как карбюратор.

Почему это так сильно его беспокоит? Ребенок там, и он здоров, счастлив и в безопасности. Благодаря этой великолепной женщине. Он смотрит на нее, и его охватывает странное чувство нежности. Все, что она сделала для его сына, он не может отблагодарить ее. Он не знает, как сказать ей об этом, но попытается.

— Ну что, — спрашивает он, затаив дыхание. — Ты их получила?

— Час назад. — Она заглядывает через плечо и кивает на напиток с ананасами. Край ее рта кривится. — Выпила глоток сока. Это всегда его будит.

Он кивает и говорит грубовато:

— Я думал, ты хочешь.

— Хотела. — Она изучает его лицо. — Спасибо, Соломон.

Он неловко отодвигается.

— Ты достаточно об этом говорила.

Она закатывает глаза, но на ее губах играет улыбка. Она видит его насквозь. Затем, через секунду, она сжимает лицо и шипит.

— Больно? — спрашивает он, присаживаясь рядом с ней. — Мишка там шевелится?

Он изучает изгиб ее живота. Он похож на глазированный пончик, блестящий от кокосового масла. Воспоминание о сегодняшнем вечере, когда он целовал ее гладкую кожу, проводил языком по дуге ее живота, заставило его сердце перевернуться в груди.

— Нет. — Она сидит прямо, длинные светлые волосы водопадом падают на одно стройное плечо. — В большинстве случаев все нормально. В других случаях это кажется... ...отвратительно. — Она оттягивает губы в одну сторону, как будто ищет в своем мозгу объяснение, затем продолжает. — Когда он двигается или кувыркается, он как будто царапает мой позвоночник. — Она смеется, вероятно, над его гримасой. — Я знаю, это странно. Все, что связано с беременностью, странно. Это как будто внутри тебя паразит. — Она улыбается и смотрит вниз на свой живот. — Замечательный маленький паразит. — Из-под темных ресниц она смотрит на него. — Сейчас он шевелится. Ты хочешь его потрогать?

Это предложение не дает ему покоя.

Та девушка. Эта чертова милая девушка из бара все еще здесь. И та взбешенная девчонка, которая набросилась на него в холле два дня назад, тоже здесь. Он все лучше узнает обе стороны Тесси Трулав. И они ему нравятся.

Его горло работает, но слова не идут. Вместо этого он издает хрипловатый звук признания. Он кладет руку на ее гладкий живот. Тесси наблюдает за ним, ожидая его реакции, и тут он чувствует это. Толчок, трепет. Черт возьми, чертов удар по его ладони.

Он смеется, и она подпрыгивает, моргая, словно никогда раньше не слышала от него этого звука.

— Вот это да! — Он наклоняется вперед, с благоговением глядя на ее живот. Он завороженно наблюдает за тем, как кожа Тесси покрывается рябью.

Его ребенок.

Его сын.

Там растет крошечное чудо, пинается и двигается.

Лишившись дара речи, он так и стоит, обхватив твердый шарик ее живота. Изгиб, вздутие. Сердце словно выбивает пульс из него ударом строительного шара.

В этот миг все кажется другим. Настоящим. Как будто так и должно быть. Линии его спокойной жизни в маленьком городке перестраиваются. И Соломон находит свет на другой стороне туннеля и устремляется к нему. Но вместо того, чтобы чувствовать, что этот странный новый мир - плохой смокинг, от которого он хочет избавиться, потому что Соломон и смокинги не сочетаются, он чувствует себя, ну, прекрасно. Все это его устраивает.

Мишка.

И Тесси тоже.