Это был идеальный день пляжного безделья, кокосовой воды, которую можно пить сколько угодно, и губ Соломона на ее губах, когда они играли на песке и в прибое. Последний час она не выходит из номера, а Соломон утверждает, что у него есть для нее сюрприз.

И все же, как бы прекрасно все ни было, в воздухе витала какая-то тяжесть.

И дело не только в том, что это их последняя ночь.

В голове Тесси все время крутится признание Соломона. Он уже любил. У него была жена. Пережил потерю, которую никто не должен переживать. Он столько лет винил себя за то, в чем не был виноват. Она рада, что он поделился с ней этим. Это не могло быть легко.

Его честность, его теплота, его уязвимость. Это заставляет ее все больше и больше любить его.

Ее внимание рассеивается. За окнами колышутся под ветром пальмы. Яркая симфония красных, розовых и оранжевых цветов озаряет вечернее небо, словно решив подарить Тесси лучший закат в ее жизни в последнюю ночь в Мексике.

Последнюю ночь.

О Боже. От одной мысли о том, чтобы уйти от Соломона, у нее сводит живот.

Она беззлобно усмехнулась, вспомнив, как только приехала сюда. Все, что она хотела сделать, это выгнать его из Мексики, а теперь... теперь она хочет сделать все возможное, чтобы удержать его.

Она должна рассказать ему о своих чувствах. Пока не стало слишком поздно. Но что сказать ему? И кто может сказать, что он чувствует то же самое? Насколько она знает, он уже готов вернуться в Чинук, а она останется лишь далеким воспоминанием.

И все же она должна попытаться. Она никогда не простит себе, если упустит этот риск.

Она поглаживает свой растущий живот. Он вырос, стал больше, чем был, когда приехала.

— Правда? — спрашивает она у Мишки. — Мы должны сказать твоему папе, что хотим его. Мы оба.

Быстрый стук костяшек пальцев, и дверь распахивается. Появляется Соломон, своим огромным телом загораживая за собой номер.

Она притягивается к нему, как магнитом, и вот он уже держит ее в своих объятиях. Он проводит рукой по ее животу, затем поднимается и ласкает ее лицо.

— Ты прекрасно выглядишь, Тесс, — пробормотал он, но его лицо было озабочено.

— Все нормально? — спрашивает она.

— Да. Я только надеюсь, что ты не собиралась никуда уходить, потому что мы остаемся в номере.

Она вскидывает бровь, впечатленная.

— Ты что-то планировал?

— Планировал. Ужин.

— Мне не нужна еда, — поддразнивает она, приподнимаясь на цыпочки, чтобы прижаться губами к его губам. Она могла бы питаться одним только поцелуем Соломона.

— Ну, ты все равно ее получишь, — прорычал он, крепко прижимая ее к себе. — Тебе нужно больше есть.

— Ты мне нравишься, Торжественный Человек. Ты знаешь путь к сердцу беременной женщины: еда.

Он смеется.

— Тесс, детка, у меня есть целая буханка хлеба с твоим именем.

Затем он уходит, его громкий топот отражается от стен.

Она надела черные сандалии, чтобы хоть раз дать ногам отдохнуть. Остановившись у зеркала, она еще раз провела пальцами по своим золотистым волосам. Она наносит розовый блеск на губы и выходит из комнаты. Там она слушает слабые звуки Джонни Кэша, разносящиеся по номеру.

Выйдя на террасу, она замирает.

У нее пересохло во рту от увиденной обстановки. Стол, накрытый на двоих. Элегантный, с белыми скатертями. На террасе горят свечи. В вазе распускаются цветы цвета огня. Безалкогольное игристое вино для нее и бутылка мексиканского пива для Соломона.

Кстати, о Соломоне…

Он стоит за маленьким столиком, вокруг талии повязан черный фартук. Перед ним горелка и сковорода. Небольшие миски с уже нарезанными продуктами, накрытые пленкой. Щипцы, лопаточки и ножи начищены до блеска.

Она задыхается и хлопает в ладоши от восторга.

— Ты собираешься готовить для меня.

У него подрагивает челюсть. Он борется с улыбкой, которую она так редко видит.

— Я подумал, что мы могли бы повторить наш первый ужин здесь. Знаешь, без злых колкостей.

— Да. С удовольствием. — Она с трудом выговаривает слова. То, на что он, должно быть, пошел, чтобы организовать это, ошеломило ее. У нее перехватывает дыхание.

— Вот. — Подойдя к ней, Соломон берет ее за руку. Он выдвигает стул и помогает ей сесть.

А затем приступает к работе.

На глазах у Тесси Соломон оживает. Ловкий, умелый, серьезный. Его большие, покрытые мозолями руки ловко работают, нарезая булочку. Его предплечья напряжены, разноцветные татуировки бросаются в глаза, когда он взбивает миску с соусом. Сковорода шипит, когда он складывает две половинки хлеба.

Он в своей стихии. Сосредоточен. Живой.

Он поднимает глаза.

— Ты любишь специи?

Она краснеет от этого вопроса.

— Да. Очень.

— И у тебя не будет изжоги?

— Нет, не будет. — Она улыбается его настойчивому желанию убедиться в том, что это ей подходит. — У меня стальной желудок. Что ты готовишь? — спрашивает она, наклоняясь вперед. Наблюдать за ним захватывающе.

Его глаза сверкают, когда он берет в руки нож.

— Увидишь.

Она улыбается, представляя, как его грузное тело грациозно движется по кухне. Ее дикий, торжественный мужчина, отдающий приказы, создающий красоту на тарелках. Он сосредоточенно нахмурил брови, выкладывая дольки белого соуса в красивый узор.