Хлеб практически получается сам собой, если все делать правильно. Нужно просто перестать бороться с этим.

Кэролайн наблюдает за моими руками. Как мои пальцы придают форму, ставят хлеб на поднос, чтобы он поднялся.

— У меня есть способ сделать так, чтобы не бороться с этим, чтобы не выглядело как борьба. Наверное, я так долго ковырялась в себе, что трудно вспомнить, что есть другой способ исправить это.

Не думаю, что я был таким, как Кэролайн. Я никогда не был привилегированным, как она, уверенным в своем месте в мире, думающим, что будущее — это позолоченное яйцо, которое я могу выдернуть из гнезда и унести домой. Я всегда знал, что мир не прекрасен, что он сломан, что он подводит тебя, когда ты меньше всего этого ожидаешь.

Когда ты это знаешь, легче принимать удары. Автоматически сопротивляться.

— Я не могу заставить это уйти, — тихо говорит она. — Не сама. Не без...

— Без чего?

Она морщит нос.

— Не без того, чтобы рассказать моему отцу.

— Что он может сделать такого, чего не можешь ты?

— Много чего, потенциально. Но в основном есть компания, которую ты можешь нанять, чтобы очистить твое имя в интернете. Вытеснить плохие результаты в поисковых системах. Но это дорого.

— Ах.

— Да.

— Это отстой.

— Так и есть.

— Так, что еще нового?

Она моргает на меня, явно не ожидая смены темы.

— Не так много, — говорит она.

— Ха, — я подталкиваю немного теста в ее сторону. — Хочешь попробовать?

— Нет, спасибо.

— Давай, я покажу тебе как.

— Спасибо, но нет. Думаю, мои таланты в другом.

Она так похожа на прежнюю Кэролайн, что я почти улыбаюсь.

— Нет проблем.

Она снова начинает бродить по комнате.

— Ты вообще думала о чем-нибудь, кроме голых фотографий с тех пор, как они впервые появились... когда, в начале прошлого месяца?

— Двадцать четвертого августа, — она наклоняет голову, раздумывая. — Да.

— О чем еще ты думала?

Кэролайн заглядывает в чистый миксер. Когда она засовывает палец внутрь чаши и прослеживает ее изгиб — изгиб, который я отполировал до блеска, я не говорю ей остановиться, хотя после ее ухода мне снова придется ее мыть.

Она может трогать все, что захочет.

— Мой класс по конституционному праву. Домашнее задание по латыни. Свадьба моей сестры. Нормально ли ест мой папа, когда меня нет дома, чтобы его пилить. Как замазать круги под глазами. Изнасилование. Зло. Действительно ли приемные комиссии юридических вузов регулярно проверяют абитуриентов через Гугл или только в особых случаях.

Она смотрит на меня.

— Нужно ли мне исправить щель между зубами. Все как обычно.

— Уверена, что не хочешь добавить еще несколько вопросов? Глобальное потепление, может быть? Снижение тиражей газет?

Она почти улыбается.

— О чем ты думаешь?

Наверное, я тоже должен составить список, но к черту.

У меня есть три года бакалавриата, прежде чем я смогу поступить в медицинскую школу, затем четыре года, чтобы стать врачом, еще четыре или пять, чтобы стать анестезиологом, а потом годы тяжелой работы, чтобы создать практику. У меня три работы, Фрэнки, о которой нужно думать, мама, о которой нужно заботиться.

Может быть, то, что я могу получить от Кэролайн, — это маленький кусочек пространства и света в самые темные часы ночи. Я могу дать ей разрешение не быть в порядке. Позволить ей говорить о том, что ее беспокоит. Отвлечь ее от проблем.

Если она захочет прийти сюда, я сделаю все это, но я не буду превращать ее проблемы в свои и не собираюсь обнажать перед ней свою гребаную душу.

— В основном, мои уши, — говорю я. — Ты действительно думаешь, что они слишком маленькие?

Я трогаю их руками, покрытыми мукой, пытаясь выглядеть смущенным. Это срабатывает — она улыбается.

Эта щель между ее зубами убивает меня. Мне нужно измерить ее языком.

— Ты уверен, что они полностью выросли? — спрашивает она. — Потому что мой дантист сказал мне, что может пройти несколько лет, прежде чем мои зубы мудрости закончат расти. Может быть, то же самое с твоими ушами.

— Ты хочешь сказать, что у меня может быть скачок роста. Вырастут более мужественные уши.

— Это возможно.

— Ты же знаешь, что говорят. Маленькие уши, большой инструмент.

— Это совсем не то, что говорят.

— Нет? Может, это только в Орегоне так говорят.

Она смеется, хриплый звук. Мне не нравится, как он скользит по мне. Мне не нравится, что я почти чувствую, как записываю это в памяти на потом — Кэролайн смеется, когда я расстегиваю ее лифчик. Она все еще улыбается, когда я снимаю эти бесформенные спортивные штаны и вижу, что на ней под ними. Как она выглядит голой.