— Что?

— Твой телефон.

Я показываю пальцем, и он наконец понимает. Он подходит и берет его с металлической столешницы рядом со мной.

Он уморительно смешной, когда хочет быть смешным, очень умный, открытый и дразнящий, а потом вдруг я переступаю какую-то невидимую черту, и он становится роботом. Или слишком напряженным, жалующимся на то, что все полная чушь, как в тот первый вечер, когда я пришла сюда.

Он уходит с телефоном в переднюю часть пекарни, где я не смогу услышать его разговор.

Я возвращаюсь к своей латыни, хотя мне трудно сосредоточиться, зная, что через десять или пятнадцать минут кто-то появится в дверях переулка. Уэст встретит его там, расположив свое тело так, чтобы я не могла видеть, с кем он разговаривает, бормоча этим низким голосом, который делает его похожим на простого парня, бездельника. Его плечи ссутулятся. А руки то и дело будут высовываться из карманов, подгоняемые его успокаивающим, не угрожающим голосом.

Я стараюсь не смотреть. Только так мы можем быть друзьями — или не друзьями, я не знаю, кто мы.

Но он единственный человек в моей жизни, который не относится ко мне безразлично, не относится как ко всем.

Он спрашивает:

— Как дела? — когда я вхожу в дверь и я говорю ему правду, но после этого все. Мы больше не говорим об этом.

Забившись в свой уголок в пекарне, в течение нескольких часов, два или три вечера в неделю я чувствую себя самой собой.

Когда он возвращается, то запрыгивает на ближайший стол напротив меня и говорит:

— Что это, латынь?

— Да. У меня завтра контрольная работа.

— Нужна помощь с глаголами?

— Нет, я в порядке.

— Ты останешься надолго, чтобы я научил тебя всем тонкостям глазирования кексов?

— Наверное, нет. Мне нужно написать доклад по Праву, а я не взяла с собой ноутбук.

— А стоило бы. Мне нравится, когда ты пишешь здесь.

Мне тоже.

Он молчит, когда мне нужно, а когда я хочу отдохнуть, он учит меня какому-нибудь хлебному делу. Если я читаю ему свой черновик вслух, он предложит какое-нибудь изменение, которое кажется незначительным, но в итоге всегда делает текст более лаконичным, а аргументы более сильными.

Уэст умный. Безумно умный. Я и понятия не имела — единственный раз, когда у меня был с ним совместный урок, он не разговаривал.

Возможно, он, на самом деле, умнее меня.

— Тогда на следующей неделе, — говорит он. — Во вторник ты узнаешь секреты глазури.

Я улыбаюсь. Мне кажется, ему нравится учить меня чему-то почти так же, как ему нравилось учить это самому. Он почти ненасытно любопытен. Неважно, какое домашнее задание я делаю, в конце концов он задаст мне пятьдесят вопросов об этом.

— Звучит неплохо. Ты работаешь в ресторане в эти выходные?

— Да. А у тебя какие планы?

Я хочу потусоваться с тобой. Приходи в воскресенье, посмотрим глупое ТВ шоу.

Пойдем в бар.

Пойдем поужинаем в Айова-Сити.

Иногда я придумываю себе жизнь, в которой я могу быть с Уэстом не только друзьями. Жизнь, в которой мы можем проводить время где-нибудь еще, кроме пекарни.

А потом я мысленно щипаю себя, потому что нет, я хочу меньше скандалов, а не больше.

— Бриджит пытается уговорить меня пойти на вечеринку завтра вечером.

— Где?

— Где-то с кучей футболистов.

— О, в Бурбон Хаус?

— Да, ты идешь?

— Я буду на работе.

— А после того, как освободишься?

Он улыбается.

— Не-а. Но тебе стоит пойти.

Когда Бриджит предложила это, идея наполнила меня паникой. Скопление тел, все эти лица, которые я должна буду изучить на предмет признаков осуждения, жалости, отвращения. Я не могу веселиться, когда я так занята тем, что слежу за своим поведением, выбираю подходящую одежду, наклеиваю на лицо улыбку и смотрю, смотрю, смотрю, пока мужчины в моей голове говорят мне, что я выгляжу как шлюха и мне нужно уже кого-то выбрать. А затем отвести его наверх и дать ему пососать мои сиськи, потому что это все, на что способна такая шлюха, как я.

Бриджит считает, что мне нужно больше гулять, вернуть свою жизнь. Иначе Нейт победит.

Я понимаю ее точку зрения. Но я не могу заставить себя захотеть.

Я смотрю на рифленые подошвы ботинок Уэста, раскачивающиеся в нескольких метрах от моего лица. На то, как выглядят его костяшки пальцев, сложенные на краю стола. На сгиб его локтя.

Если бы Уэст собирался на вечеринку, я бы захотела.

— Возможно.

— Сделай что-нибудь веселое, — говорит он. — Напейся, потанцуй немного. Может быть, ты даже встретишь кого-нибудь, с кем стоит проводить ночи, чтобы ты не торчала здесь, постоянно домогаясь меня.

Он ухмыляется, когда говорит это. «Шучу, Кэр», — говорит эта ухмылка. «Мы оба знаем, что ты слишком долбанутая на всю голову, чтобы с кем-то встречаться».

Не успеваю я перевести дух, как он спрыгивает вниз и направляется к раковине, где наполняет ведро мыльной водой, чтобы вытереть столешницы.