Я спал.
Я проснулся на рассвете и гулял по кампусу в тумане — буквально в тумане, то есть в воздухе, наполненном густым белым туманом, и чувствовал себя каким-то потерянным призраком, преследующим это место. Я пробыл на улице слишком долго, не одевшись как следует для такой влажной и обманчивой погоды.
Когда я вернулся в квартиру, меня била дрожь и было так чертовски тихо, что у меня возникло жуткое ощущение, будто меня вообще не существует. Я достал свой телефон и прокрутил вчерашние сообщения от Кэролайн, Фрэнки и моей мамы.
Это каникулы в День благодарения. Не апокалипсис.
Но я все равно чувствовал себя странно. Я сел на кровать, уставившись в туман и допил последние несколько сантиметров в бутылке ирисового шнапса Кришны.
А потом я смотрел в потолок, пока не заснул.
Когда меня разбудило сообщение от Кэролайн, телефон показал, что уже четыре часа, но мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что это означает полдень. Я проспал весь день. Мои пальцы окоченели, во рту привкус помоев, а член наполовину твердый без всякой причины.
Ничего. А ты?
Звонит телефон. Это она.
— Привет.
— Привет.
— Ты какой-то сонный. Я тебя разбудила?
— Да.
— Извини. Я могу перезвонить. А ты спи. Я знаю, что это, типа, твой единственный шанс полениться.
— Все в порядке. Как проходят твои каникулы?
Мы обменялись всего несколькими сообщениями с тех пор, как она уехала в среду. Я не знал, что ей ответить. Она злится на меня. Я злюсь на себя. Я думаю, нам было бы лучше вообще не встречаться, но если мы хотим прекратить отношения, то это должна сделать она.
— Хорошо, я думаю. Я имею в виду, День благодарения прошел нормально. Теперь все уехали и это немного отстойно.
— Куда уехали?
— Жанель и ее жених уже уехали домой. Мой папа поехал к друзьям нашей семьи в Маршалтаун.
— Он оставил тебя дома одну?
— Он хотел, чтобы я поехала с ним, но мне не хотелось.
— Когда он вернется?
— Поздно, я думаю. Он поехал на ужин, но этот друг тоже судья и они обычно выпивают после ужина и сидят часами, рассказывая истории про судей.
— Хм. Так чем ты занимаешься?
— Ничем, — она издает тихий звук, как бы смеясь над собой. — Мне скучно. Три дня без учебы, и я официально не знаю, чем себя занять. К тому же, я лежу на кровати в своей комнате, которая не менялась со времен средней школы, поэтому у меня такое чувство, что я нахожусь в этом странном искривлении времени, как будто я вообще не ходила в колледж, и ничего из того, что произошло в Патнеме, не было реальным.
Я тянусь вниз, чтобы поправить себя. Я представляю ее на своей кровати и это не помогает ситуации со стояком. В реальной жизни она, вероятно, одета в спортивные штаны, а ее волосы собраны в один из этих небрежных хвостиков, но в моей голове она одета в пижамный топ с первой ночи в пекарне, белые трусики и больше ничего. Кружевные трусики — такие, которые спускаются по бедрам, как шортики и под ними видна ее розовая киска.
— Но тогда ты бы со мной не разговаривала, — говорю я. — Раз уж ты знаешь меня по Патнему.
— Да. Хотя я все еще сомневаюсь.
— В чем именно?
Мое дыхание сбилось. Я держу руку на своем члене, поглаживая его.
Бл*дь.
Я не должен. Она интересуется другим парнем, а я мудак. Я не должен.
Но я не останавливаюсь. Я не слышал ее голоса уже несколько дней. Я так много был один, что не уверен, что смогу остановиться. Моя рука сухая и горячая, я тяну так сильно, что это почти жестоко.
— В том, что это реально, — говорит она. — Как будто мои миры сталкиваются и не сталкиваются одновременно. Пересекаются или что-то вроде того?
— Ты трезвая?
Она смеется.
— Да. Это только делает все еще более странным. А ты?
— Да, а что?
Причина, по которой я так живо представляю себе эти белые трусики, в том, что она была в них на одной из фотографий в интернете.
Я знаю, что ее киска розовая под этими трусиками, выбритая, потому что я видел это.
Я не заслуживаю быть ее другом.
Я должен остановиться.
— У тебя голос какой-то хриплый, — говорит она. — Ты не похож на себя.
Я не тот, за кого ты меня принимаешь.
Я мудак с рукой на члене, представляющий тебя, потому что я хочу тебя.
Я хочу тебя все время, черт возьми, и это делает все невозможным.
— А на кого я похож?
Она молчит секунду, а потом снова смеется, теперь уже робко.
— Не знаю.
Я хочу, чтобы она сказала что-нибудь грязное. Хочу, чтобы это был секс по телефону, чтобы Кэролайн сказала мне, что представляет, как отсасывает мне, как я трахаю ее, что она никогда не хочет, чтобы я останавливался.