— Как так вышло?
— Она никогда не делала этого раньше. Это так волнующе.
— Ему нравится, как она пахнет. Какие у нее гладкие ноги, какая она бледная. На ней желтые трусики, совсем простые. Они мокрые, Кэролайн?
Она издает что-то вроде писка, и моя хватка становится крепче.
Боже, как я люблю этот звук.
— Скажи мне.
— Да.
— Я так и думал. Насквозь промокшие трусики, и он собирается пойти вперед, оседлать эту скамейку и сунуть свой нос прямо туда, вдавливаясь во влажное место.
— Это грубо.
— Он груб. Вот почему он ей нравится.
— Это не единственная причина.
— Но это одна из них. Она думает, что он возбуждающий. Ей нравится знать, что он думает о ней, когда ее нет рядом. Что она делает его твердым. Заставляет его кончать в его постели, в его душе, но он никогда не прикасался к ней.
— Боже. Это горячо.
Я улыбаюсь.
— Почему она ему нравится? — спрашивает она.
Я должен подумать об этом — не самая простая вещь, которую можно сделать, положив руку на свой член, но я справляюсь.
— Ему нравится, что она не знает всего того, что знает он. Что она не видела худшего в жизни.
— Она видела больше, чем он думает.
— Может быть, но вокруг нее все еще такая аура, как будто плохие вещи никогда не смогут по-настоящему коснуться ее.
— Ей бы это не понравилось, — говорит Кэролайн. — Если бы он сказал ей, что именно поэтому... она была бы разочарована.
— Но это не единственная причина. Это даже не главное.
— Что является главным?
Я пытаюсь сосредоточиться на фильме. Не на Кэролайн на диване, распростертой, трогающей себя.
— Что она там, в шкафу. Она смелая, как только решает, чего хочет. Свирепая.
— Она ему нравится, когда она свирепа?
— Да. Да.
О ком мы говорим? Я не уверен. Я начинаю чувствовать себя каким-то одурманенным, тупым, как будто я, возможно, говорю больше, чем хотел, но на самом деле мне все равно.
— Уэст?
— Да.
— Что он будет делать дальше?
— Он ласкает ее языком прямо через трусики. Просовывает руки под резинку, держит ее там на скамейке и лижет, лижет, пока ее трусики не промокнут насквозь, и она почти мертва от этого.
— Ему это нравится?
— Ему это чертовски нравится. Заставить ее чувствовать себя хорошо, заставить ее отказаться от контроля, отключить голову и просто почувствовать это путешествие. И ему также нравятся эти трусики. Эти желтые трусики. Но ему нужно больше, поэтому вместо того, чтобы снять их, он просто сдвигает их в сторону. Достаточно, чтобы его язык проник в ее дырочку, где она мягкая, набухшая и такая влажная. Он не может насытиться ею. Он просто зарывается в нее лицом, подбородком, ртом.
— Уэст.
— У нее невероятный вкус.
— Боже, Уэст, я не могу...
Я тоже не могу. Я думаю о ее киске, о том, как она ощущалась под моими пальцами, под моим языком. Ее бедра прижимаются к моей голове, ее руки в моих волосах, на моем члене — это уже слишком.
— Я хочу тебя, — говорю я. — Черт, я так хочу тебя.
— У тебя есть я.
— Прямо здесь, на этом диване, здесь. Я хочу, чтобы ты была здесь, Кэр. Я хочу попробовать тебя на вкус. Войди моими пальцами в тебя, облизать языком твой клитор. Я хочу, чтобы ты была голой.
