Наши глаза встречаются. Он засовывает купюру мне под рубашку, в декольте, его длинные пальцы набивают ее, как взрывчатку.
Я не была так близко к нему с самых каникул. Только во сне. Только в моей постели в темноте, вспоминая звук его голоса в моем ухе, жар его тела, скольжение его языка.
Раздается свисток.
— ПЕЙТЕ!
Не сводя глаз с Уэста, я наклоняюсь, чтобы выпить шот. Он не пьет свой. Он просто наблюдает за мной. Смотрит, как я глотаю.
Когда я открываю глаза, он все еще смотрит на меня.
Может быть, это потому, что я пьяна, но я так не думаю. Думаю, это потому, что я устала делать то, чего от меня все ждут. Устала бояться того, что может случиться.
Это уже случилось.
Поэтому я протягиваю руку через рельсы, наклоняюсь, подняв задницу в воздух, поднимаю его шот и с закрытыми глазами опрокидываю его.
Потом смотрю ему прямо в глаза и облизываю губы, медленно и соблазнительно.
И это все, что нужно.
Уэст протягивает руку, вцепляется в мою куртку и притягивает меня к себе. Мы встречаемся посередине.
Это самый непристойный поцелуй в моей жизни. Глубокий и твердый, горячий, липко-сладкий, грязный.
Оказывается, Уэсту даже не нужны слова, чтобы выразить то, ради чего он пришел сюда.
«Моя», — говорят его губы. — «Моя, моя, моя».
Но это не так. Я сама по себе. И я хватаю его за волосы, тяну, царапаю шею, наказывая за то, что он этого не понял. Наказываю его за то, что он мучил меня.
Это продолжается, и я смутно слышу, как кто-то кричит. Может быть, это были несколько человек. Мне все равно. Мои руки сжимаются. Он произносит мое имя. Поцелуи спускаются с моей шеи к горлу. Он переводит дыхание, прижимаясь лбом к моему.
А потом он встает, оставляя меня в холоде. Одну.
Он бросает свирепый взгляд на Скотта и уходит.
Только тогда я понимаю, в какой глубокой, праведной, раскаленной ярости я нахожусь.
Я в безопасности, и пьяна, и устала от мужчин, пишущих свои претензии на моем теле.
«Шлюха», — написал Нейт, и я ему поверила.
«Моя», — подписал Уэст, и я позволила ему, растаяла, отдала ему свою капитуляцию и свой язык, но теперь я злюсь. С меня хватит его дерьма. Достаточно.
Куинн у моего бедра, шлепает меня по заднице, поднимает мою руку и кружит меня. Две девушки обнимаются, целуются с языком у меня на глазах. Бриджит танцует с Кришной с пивом в руке.
Есть причина, по которой вечеринки в стиле регби популярны не только из-за «минетов», но и во многом связано с кучей рубашек на сцене у ди-джея. На нас спортивные бюстгальтеры, кружевные бюстгальтеры, сотни обнаженной плоти девушек, которые слишком толстые и слишком тощие, и в самый раз, и никто из нас не заботится об этом. Мы здесь для того, чтобы танцевать. Мы здесь друг для друга.
Есть линейный танец. Но я не знаю шагов. Они просты, но я все время забываю о них, врезаюсь в людей, слишком далеко закручиваюсь на повороте и теряю равновесие, но снова нахожу его. Когда я падаю, руки тянутся, чтобы обхватить меня и поднять. Тела прижимаются ко мне, обнимающее сестринство толкающихся бедер и поднятых рук, солнцезащитных очков и утиного лица, купающегося в свете диско-шара.
Я не так уж плоха, но не очень хороша. Просто живая. Просто здесь, танцую.
Я люблю всех. Все любят меня. Мы вместе — жара и пот, молодые и красивые, сексуальные. Ни одна из этих женщин не причинит мне вреда.
Я пью, и я пьяна. Я танцую и дышу, двигаюсь, живу.
Мы находимся посреди танцпола, в центре всего, и мне кажется, что я замечаю его на краю комнаты.
Ботинки и скрещенные ноги, прислоненные к стене. Прикрытые глаза. Наблюдающие.
Мне кажется, что я вижу штаны с китами на них. Ухмыляющаяся улыбка, которая знает слишком много. Ямочка, которая заставляла меня думать, что я в безопасности, хотя никогда не была в безопасности, независимо от того, насколько милы его родители или насколько хороши его манеры.
Но я злюсь, танцую, и мне все равно.
Нахрен их.
Нахрен их обоих.
***
— Я не хочу его видеть.
— Ш-ш-ш!
— Что?
Я обо что-то спотыкаюсь, Куинн берет меня за локоть и помогает подняться. Мы в квартире Уэста. Я все еще пьяна, но достаточно трезва, чтобы понять, что это плохая идея.
