Ужас заливает ее лицо.
— Разве он не... — Она хватает бокал с красным вином и выпивает остатки, ее изумрудные глаза расширились. — Разве он не женат?
О, черт. Она боится, что я любовница.
— Его жена умерла почти год назад.
Она медленно кивает, переваривая мой ответ, и знакомое ощущение вспыхивает на ее лице, как ожог.
— Ты не сказала мне, что вы встречаетесь.
Я не могу понять, задает ли она вопрос или предупреждает. Моя мама знает, что такое кошмар, когда не можешь забыть свою первую любовь – воспоминания, которые грызут каждый сантиметр твоего тела до последнего вздоха.
— Мы не встречаемся, — отвечаю я. — Это было на один раз. Слишком много виски и недостаточно хороших мыслей.
Я делаю глоток воды, набираюсь храбрости и продолжаю рассказывать ей все, за исключением деталей фактического зачатия ребенка, и не могу остановить слезы, которые катятся из моих глаз... и ее.
Она протягивает руку через стол, чтобы взять мою руку в свою.
— Если Даллас хочет быть в теме, дай ему шанс. — Ее голос мягкий, ласкающий, как голосовое объятие. — Он отец, одинокий отец, который знает, что такое забота о ребенке.
— Я сильная, мама. — В горле пересохло, поэтому слова выходят хриплыми. — Я могу сделать это сама.
— Дорогая, я не отрицаю, что ты сможешь, но я знаю по собственному опыту, что это нелегко – делать это одной. Никакая мать не может заменить пустоту отца. Мы оба можем с этим согласиться.
Нож вонзается в мое сердце. Реальность того, что я сделала, ударяет меня по лицу, как будто я все это время была без сознания.
Я была тем ребенком, у которого не было отца. Первые пятнадцать лет это был выбор. Он решил, что готов стать отцом, только когда ему поставили диагноз «рак толстой кишки пятой стадии». Моя мать приняла его с распростертыми объятиями. А я – нет.
Он скончался в возрасте сорока одного года, когда мне было шестнадцать. Моя мать простила его на смертном одре. Я не простила. Я не смогла. Горечь все еще была в моем сердце. Я не могла забыть все те времена, когда я была ревнивым ребенком, наблюдая за тем, как у моих подруг появляются отцы.
У каждого человека есть выбор в жизни. Он решил уйти. Ты не можешь вернуть это дерьмо назад, когда узнаешь, что твое время ограничено, и у тебя нет никого, кто мог бы помочь тебе пережить это.
Она отпускает мою руку и садится обратно в кресло, вино теперь расслабляет ее.
— Твой отец всегда хотел внуков.
Я хочу сказать ей, что мне все равно, чего он хотел. Моя мама прошла через ад с тех пор, как он бросил ее... оба раза.
— Очень сомневаюсь, что в эту мечту входил ребенок не от любви, — бормочу я.
— Внук – это внук. Благословение. Независимо от ситуации.
УИЛЛОУ
Даллас: Ты уже сообщила новость?
Сообщение было отправлено два часа назад. Мой телефон оставался в сумочке весь ужин, а когда мы вернулись домой, то провели остаток ночи за попкорном и фильмами с Мэттью МакКонахи.
Я: Конечно.
Я переодеваюсь в пижаму и забираюсь в кровать. Мама оставила мою комнату такой, какой она была, когда я переехала. Те же желтые стены, выкрашенные губкой, и мои фотографии с различных школьных мероприятий на комоде. Я останавливаюсь на фотографии Бретта и меня на выпускном и говорю себе, что завтра же выброшу ее и все остальные с ним в мусорное ведро.
Звонит телефон, и я замираю и несколько секунд смотрю на экран, когда на нем мелькает его имя. Мы уже разговаривали по телефону раньше, по делам, так почему же я боюсь ответить?
Я делаю вдох, набираясь храбрости, прежде чем принять звонок.
— Алло?
— Как она это восприняла? — спрашивает Даллас.
И тебе привет.
Я грызу ногти.
— Неплохо. Хотя я разрушила ее надежды на то, что я решила переехать домой и найти мужа.
— Ну ты и мечтательница.
Я улыбаюсь.
— Она спрашивала обо мне? О том, кто отец?
— Она знает, кто ты.
Наступает короткое молчание.
Он познакомился с моей мамой на рождественском ужине у Стеллы в один год. Я взяла ее с собой в качестве помощницы после того, как Бретт пропал на сорок восемь часов, уйдя в запой. Они с Люси были там, и мама говорила о том, какие у них прекрасные отношения, пока мы возвращались в мою квартиру.
