Я не знаю, как жить без нее.
Я всхлипываю, когда лучистые глаза, в которые я влюбился, тускнеют.
Нет!
Возьми мой свет! Заберите у меня все!
Пусть она продолжает сиять!
Я сползаю в кресло, как гребаный трус, когда аппарат начинает выключаться.
И, с последним вздохом, она забирает меня с собой.
УИЛЛОУ
Ушел.
Я была на грани панической атаки, когда меня привезли в больницу. Я плакала. Боже, как я плакала. Я в шоке, что у меня вообще остались слезы. Я не знала, что происходит – был ли у меня выкидыш, было ли это что-то серьезное, или я слишком остро реагировала. Боль говорила мне, что что-то не так, и я надеялась, что это не то, что случилось.
Я прижалась к кровати, с моих губ сорвался крик, когда они не смогли найти сердцебиение второго ребенка. Они проверили его один раз. Проверяли дважды. Ничего. Вина окутала меня, как одеяло, когда вошел Даллас. Я не должна была быть на дороге в глуши. Я не должна была переживать из-за мужчины, когда у меня были дети.
Сначала я винила себя.
Потом я переложила вину на Далласа.
Он не должен был просить меня поехать к нему домой.
Я не виновата в том, что мы потеряли ребенка.
Это не его вина, что мы потеряли ребенка.
Но иногда ты хочешь обвинить кого-то, потому что не можешь смириться с тем, что его больше нет. Хотя я не так долго была беременна, я уже начала любить своих детей, а теперь одного из них у меня забрали. Мое сердце болит, как будто кто-то воткнул в него нож и крутит его до тех пор, пока каждая часть меня не разорвется.
У меня все еще есть ребенок, который полагается на меня. Я не собираюсь подвергать себя другим стрессовым ситуациям. Я не буду беспокоиться о сердце Далласа, потому что я собираюсь сосредоточиться только на том, чтобы сохранить свое в порядке ради ребенка, а попытки завязать с ним отношения этого не сделают.
Мне нужно пространство. Мне нужно отстраниться. Я смотрю на дверь, гадая, вернется он или нет, и напрягаюсь, когда раздается стук.
Стелла заглядывает внутрь.
— Ничего, если я войду?
— Входи, — отвечаю я. Мне нужен кто-то прямо сейчас.
Она улыбается и садится на свободное место рядом со мной.
— Ты уже звонила маме?
Я качаю головой.
— Честно говоря, я не хочу никому говорить. Она захочет прилететь сюда и позаботиться обо мне, а этого я не хочу. Мне нужно время, чтобы отдышаться, смириться, принять это. — Я потираю живот. — Ты сможешь подвезти меня домой, когда меня отпустят?
Она сжимает свою руку над моей.
— Конечно. — Она открывает рот и тут же закрывает его. Она хочет поговорить о Далласе, скорее всего, хочет, чтобы мы наладили отношения, но сейчас это невозможно.
Как я и сказала Далласу, теперь я все понимаю. Я знаю, каково это – потерять кого-то, кого ты так сильно любишь, с кем, как ты думал, ты проведешь годы.
И я понимаю, что никогда не хотела отпускать его.
***
Прошло три дня с тех пор, как Стелла привезла меня домой из больницы.
У меня все болит. Истощена. Безнадежна.
Звонки и сообщения игнорируются, и единственная причина, по которой я видела Лорен, – это то, что у нее есть запасной ключ от моей квартиры, и она зашла ко мне без приглашения. Я эгоистична, потому что они беспокоятся обо мне, но я хочу, чтобы меня оставили в покое. Я попросила Далласа дать мне немного пространства, и, за исключением нескольких сообщений, он так и сделал. Но никакие слова, никакие нотации, ничто не остановит меня от чувства вины в этом. Я была слишком напряжена. Я неправильно питалась. Мне следовало больше отдыхать. Чувство вины за то, что это мое тело потеряло моего ребенка, убивает меня.
Я позвонила маме в тот день, когда вернулась домой. Мы плакали. Она молилась. Она умоляла прилететь сюда, чтобы быть со мной, а я умоляла ее не делать этого.
Я читаю очередную статью о синдроме исчезающих близнецов, когда слышу, как открывается моя входная дверь. Я разворачиваюсь на диване и закрываю ноутбук в тот же момент, когда входит Лорен, одетая в свою медицинскую форму и идет прямо на кухню, как будто она здесь хозяйка.
— Привет, девочка, — зовет она, когда я встречаю ее. — Надеюсь, у тебя есть аппетит. — Она включает духовку и начинает доставать контейнеры с готовой едой. — Сегодня в меню тако.
Я просматриваю все продукты, разложенные на прилавке. Мясо. Салат-латук. Сыр. Сальса. Гуакамоле.
— Ты все это приготовила? — спрашиваю я. — Разве тебе не нужно было работать?
Она смеется, снимая крышку с мяса и выливая его в кастрюлю.
— Милая, ты же знаешь, что моя готовка – дерьмо. Хотя разогревать я умею неплохо. — Она включает конфорку. — Даллас сделал все это вчера вечером перед уходом на работу и попросил меня принести это сюда.
Я фыркнула.
— Почему? Он боится, что я недостаточно хорошо питаюсь, и мы потеряем второго ребенка? — Слова вырываются прежде, чем я успеваю остановить себя.
Она бросает на меня взгляд.
— Нет. И мы оба знаем, что он так не думает, так что перестань вести себя как соплячка.
— Прости? — огрызаюсь я.
— Ты меня слышала, — говорит она, возвращая свое внимание к плите. — Перестань вести себя как ребенок.
Я надулась. Я задыхаюсь. Я хочу вышвырнуть ее из своей квартиры, но она продолжает:
— Я понимаю, что тебе больно, но не забывай, что ты не единственная, кто переживает эту потерю. Мой брат тоже.
Я прижимаю палец к груди.