Моя девочка подходит с миской теста для блинов и протягивает мне, чтобы я держал ее, пока она смазывает сковороду.
— Я полагаю, раз ты никогда не ел домашних панкейков, значит, ты никогда и не переворачивал их?
Ее глаза загораются от волнения.
— Нет, никогда не переворачивал панкейки, – подтверждаю я.
— Тогда сегодня тот самый день, – она наливает тесто на сковороду и протягивает мне лопатку. — Когда увидишь, что оно начинает пузыриться, значит, пора переворачивать.
Мы ждем и смотрим на сковороду, пока на верхней части теста не начнут появляться пузырьки. Я поддеваю лопаточку и подбрасываю ее вверх, уверенный, что панкейк сделает двойное сальто и идеально приземлится на сковороду. Вместо этого он летит к потолку и прилипает.
Оба в шоке смотрим на него, пока Элиана не разражается безудержным смехом. Я опускаю взгляд и наблюдаю, как она сжимает живот, глаза слезятся. Прекрасный звук заполняет комнату, и я завороженно наблюдаю за этим.
Ее радость опьяняет, но больше всего – вызывает зависимость. Я хочу быть причиной того, что она смеется так каждый день. Элиана открывает свои мерцающие глаза, и смех медленно затихает, когда она замечает мое выражение лица. Я притягиваю ее к себе.
— Ты так прекрасна, когда смеешься, ты знаешь об этом? – пробормотал я ей в губы.
— Не знаю, но мне нравится слышать, как ты это говоришь, даже если я в это не верю.
Это признание шокирует меня.
Она не считает себя красивой?
Я хмурюсь и отстраняюсь от нее, открывая рот, чтобы спросить почему, но мне так и не удается спросить, потому что панкейк падает с потолка и приземляется мне на плечо. Элиана снова разражается смехом, и на этот раз я присоединяюсь к ней.
— Это самые лучшие панкейки, которые я когда-либо ел, – мои слова звучат приглушенно, потому что я разговариваю с набитым ртом, не могу оторваться от панкейков Элианы. — Ты можешь научить меня их готовить?
Она смеется.
— Когда-нибудь.
Стон с лестницы привлекает наше внимание: по лестнице спускается Зейл в черных солнцезащитных очках. Он выглядит как дерьмо, слегка сгорбившись, и ковыляет к нам.
— Пожалуйста, кто-нибудь, прекратите этот громкий стук в моей голове.
Он опускает голову на холодную стойку и садится рядом со мной.
— Тебе стоит попробовать панкейки, они волшебные.
Я указываю вилкой на свою тарелку, и он делает отвратительное лицо.
— Если ты не хочешь помогать мне отмыться от рвоты в ближайшем будущем, я предлагаю тебе перестать говорить о еде.
Он зарывается лицом в свои руки как раз в тот момент, когда Коа спускается по лестнице и присоединяется к нам. Он выглядит как дерьмо, но не так плохо, как Зейл.
— Вам повезло, что я умею управлять лодкой, – ворчит он, подходя к кофеварке и готовя свежий кофе, — я бы врезался в причал, если бы слушал подсказки, которые пыталась дать мне Малия.
— Извини, – говорит Малия, спускаясь с лестницы, — если бы не мои указатели, ты бы врезался в причал.
— Это неправда, – возражает Коа.
— Это правда.
Она достает из шкафа кружку и ставит ее рядом с его.
Я перестаю жевать и смотрю на них обоих, мои глаза вот-вот выскочат из глазниц. Элиана подталкивает меня локтем, и когда я смотрю на нее, выражение ее лица повторяет мое.
— Вы двое трахались прошлой ночью? – спрашиваю я, кладя вилку на свою тарелку. — Впервые за год я вижу, чтобы вы двое вели хоть сколько-нибудь цивилизованный разговор.
— Ничего не было, – Малия смотрит на мое плечо, — почему у тебя на рубашке тесто для блинов?
Элиана фыркает рядом со мной.
— Это долгая история, но не думай, что я не заметил, как ты сменила тему.
Я сужаю глаза, смотря на Коа, он делает вид, что читает информацию о питательности кофейных зерен, которые держит в руках, хотя его глаза не двигаются, а на губах играет небольшая улыбка.
— Подождите, это стоны, которые я слышал прошлой ночью, вы двое? – спрашивает Зейл, поднимая голову от своих рук. – Я думал, это они! – указывает на меня и Элиану.
Малия поворачивается к нему лицом.
— Зейл Эванс, как ты смеешь так говорить? – кричит она.
Он вжимает голову в кулаки и стонет.
— Пожалуйста, не кричи. Если это были не вы двое, то это были они.
