Переведено каналом Книжный шкаф
Просим НЕ использовать русифицированные обложки книг в таких социальных сетях, как: Тик-ток, Инстаграм, Твиттер, Фейсбук.
Текст предназначен для ознакомительного чтения. После прочтения просьба сразу удалить файл. Этот материал может быть защищен авторским правом.
1
Первый день работы
— Беги, — наклоняется ко мне женщина средних лет из-за блестящей стойки регистратуры и шепотом кричит. — Ты слишком молода. Слишком живая. Слишком бойкая. Он раздавит тебя и устроит зрелище. Беги, пока еще можешь.
Откидываюсь на спинку стула и сцепляю пальцы, мои глаза расширились, как две полные луны. Я моргаю от темноты, которую она проецирует, и думаю, не является ли Мелинда Эванс, которую я официально заменяю сегодня, психически нездоровой. Она выглядит нормально в своем кардигане цвета лайма и идеальной прическе Твигги. С другой стороны, Джеффри Дамер тоже выглядел нормальным чемпионом.
— Мелинда, тебе нужна минутка? Может, принести тебе чай? Кофе? — Ксанакс? Я откатываюсь, чувствуя, как скрипят колесики моего кресла, когда я очень медленно увеличиваю расстояние между нами и отползаю от нее.
— Держись подальше от доктора Мэтьюса, — дрожит ее нижняя губа, когда она оглядывает опрятную и красочную приемную. — Он - дьявол в очень хорошем обличье.
— Педиатр Мэтьюс? — уточняю я, с сомнением вскидывая бровь. — Тот самый, который оставил на твоем мониторе розовую записку с вопросом, вернулся ли из химчистки его галстук с Багзом Банни?
— Это он, — решительно кивает Мелинда, собирая свои вещи и срочно запихивая их в сумку Kate Spade. Это мой первый день в педиатрической клинике Мэтьюса и Лерера в моем родном городе Провиденс, Лонг-Айленд. Я приехала сюда два дня назад, вернувшись из колледжа на Западном побережье. У меня еще не было времени распаковать вещи, но мама, которая работает в агентстве по подбору персонала, подкинула мне эту временную работу, и я подписала шестимесячный контракт, даже не прочитав мелкий шрифт. С той суммой студенческого долга, которая лежит на моих плечах, быть разборчивой - роскошь, которую я не могу себе позволить. А педиатрическая клиника показалась мне очень хорошей идеей. Я люблю детей. Я люблю младенцев. Я вообще люблю помогать, независимо от того, кому это нужно. Разве это может быть трудно?
— Я ценю твою заботу, — улыбаюсь Мелинде, которая вчера весь день учила меня работать на коммутаторе, приветствовать пациентов и работать на ксероксе, проявляя при этом минимум терпения. — Но я могу о себе позаботиться.
— Ты так говоришь, потому что еще не знакома с ним. Он делает операцию в Нью-Йорке.
— Я говорю так, потому что верю в человечество, — щебечу я. Мелинда закатывает пару сильно накрашенных тушью глаз.
— Это изменится через полчаса, — сообщает она мне, расправляя несуществующие складки на кардигане и поднимаясь со стула. — Он должен вернуться с операции в Нью-Йорке. Я не собираюсь рисковать и оставаться здесь, когда он приедет. Удачи, Саванна Мартин.
Прежде чем я успеваю ответить и спросить, уверена ли она, что доктор Мэтьюс не сделал шерсть из ее щенков, Мелинда выходит за дверь, оставляя за собой шлейф цветочных духов и беспокойства.
Первым делом я прикрепляю зеленую силиконовую руку "Дай пять, ты жив!" к стойке регистратуры и ставлю кружку Мэрилин Монро "Быть нормальным - скучно" рядом с клавиатурой. Я бы сейчас убила за травяной чай. Не в буквальном смысле, конечно. Это бы перечеркнуло смысл работы в клинике - особенно в детской.
Это небольшое, но дорогостояще отремонтированное и совершенно очаровательное место. Приемная выкрашена в бледно-голубой цвет и выполнена в форме гигантского аквариума. На стенах искусно нарисованы тюлени, разноцветные рыбки и дельфины. Зона ожидания завалена сиденьями в форме водорослей и камней. Здесь стоит резкий, тоскливый запах новорожденных, сахара и липких рук.
В клинике работают три человека. Доктор Мэтьюс, доктор Лерер и я - единственные, кто здесь трудятся. Медсестры, находящиеся здесь, - это сплоченная группа. Они почти не общаются с врачами, не говоря уже обо мне. Поэтому странно, что никто не удосужился попрощаться с Мелиндой. Не было никакой вечеринки. Не было домашнего торта и рукописной открытки. Черт, даже кекса и прощального письма не было. Я принесла ей домашнее печенье сегодня утром, зная, что мы собираемся расстаться, но на этом все и закончилось.
Возможно, проблема была в Мелинде, а не в здешних врачах. Ведь они зарабатывают на жизнь лечением детей. Сомневаюсь, что они были бы черствыми, трудными и злыми, если бы это я уходила отсюда.
А может быть, доктор Мэтьюс - старый хрыч. Может, его одежда пахнет нафталином, а куриные крылышки он ест с помощью посуды. Я уже познакомилась с доктором Лерер. Это женщина лет тридцати с платиновыми светлыми волосами и фигурой, которая заставила бы любую знойную женщину захотеть ударить ее по сиськам. Ледяная, но вежливая. Отстраненная, хотя и профессиональная. Я могу смириться с ее новоанглийским, привилегированным типом умной женщины. Что касается доктора Мэтьюса, то, несмотря на его проблематичную личность, мне придется довольствоваться и им. У него есть кое-что, в чем я отчаянно нуждаюсь. Преимущественная зарплата каждые две недели.
В клинике пусто. Только шум кондиционера гудит в затхлом воздухе. Сейчас полдень, в разгаре летние каникулы, и все дети в Провиденсе, слава Богу, здоровы, счастливы и находятся на отдыхе. Доктор Лерер уехала на целый день - у нее встреча с адвокатом, о чем она объявила, запыхавшись, когда ее каблуки загрохотали в десять утра, - и если бы скука была олимпийским видом спорта, я бы принесла много гордости Соединенным Штатам Америки.
С опаской я достаю из сумки в форме совы под столом романтическую книгу. «Миллиардер и принцесса». Люди могут сколько угодно смеяться над моими романтическими романами. Я проживаю тысячу жизней в год, и ненавистники должны завидовать, потому что у них только одна.
Почитав несколько минут, я откидываю голову назад и закрываю глаза, чтобы не видеть флуоресцентного света. У меня не было времени как следует выспаться с тех пор, как я приземлилась три дня назад. Жизнь превратилась в хаотическое пятно. Как только я вошла в дом, позвонила тетя Стеф, живущая через дорогу, и спросила, могу ли я отвезти ее в торговый центр. Потом я вышла на улицу, познакомилась с нашими новыми соседями и научила их ребенка кататься на велосипеде. А когда вернулась домой, мне пришлось убираться в своей комнате, складывать одежду и устраиваться на новом месте. Нет, я не жалуюсь. Быть занятой - это хорошо. Просто мне нужно немного вздремнуть. Десять минут, чтобы зарядиться энергией. Слышала, что кошачья дремота эффективнее долгого сна. Я поставила будильник на телефоне и закрыла глаза, погрузившись в расслабляющие внутренние мысли.
Боже, как хорошо. Так, так, так, так...
— Что. За. Херня? — Густой, глубокий голос гремит у меня над головой.
Я вскакиваю со своего места, как будто оно горит. Открываю глаза и смотрю на мужчину, которому принадлежит голос. Первая мысль, которая приходит мне в голову, - наверняка не только его голос глубокий и объемный.
— О, Боже мой! Мне очень жаль, — кричу я, хватая случайные документы, лежащие на столе, и перекладывая их. Не знаю, что я пытаюсь здесь показать. Что я усердно работаю? Потому что он только что застал меня, дремлющую в кресле, как скучающий бойфренд в фильме с Дженнифер Энистон. Я похлопываю по уголку рта, чтобы убедиться, что у меня нет слюней. Ты притворяешься, Саввана.
Мне требуется минута, чтобы полностью осознать стоящий передо мной образец, но как только я это делаю, спотыкаюсь, и колени ударяются о кресло. Стул откатывается назад. Я падаю в него и, не успев осознать происходящее, теряю контроль над собой. Я падаю о больничную картотеку. От удара на меня дождем сыплются пожелтевшие записи пациентов, и катастрофический момент быстро превращается в вескую причину для бегства из страны и принятия новой личности.
— Ты спала на посту? — Он делает шаг вперед, все еще достаточно далеко, чтобы я могла видеть большую часть его тела из-за стойки регистратуры. Я не знаю, кто это мистическое существо, но в нем достаточно сексуальной харизмы, чтобы наэлектризовать весь город, если вдруг отключат электричество. Его глаза почти неестественно голубые, скулы такие острые, что ими можно резать домашнюю птицу, губы созданы для совершения любого сладкого греха, лоб крепкий, подбородок гордый, а волосы - угольные куски черного шелка, разлетающиеся в сотни сторон.
Господи, какой же он высокий. Такой высокий. Слишком высокий. Может быть, он великан. Но он слишком симметричен и красив, чтобы страдать гигантизмом. Нет. Он не гигант, он просто мужчина, а это то, с чем я давно не имела удовольствия общаться, поскольку последние четыре года жила в общежитии.
Я делаю прерывистый вдох и позволяю своим глазам блуждать по его невероятно широким плечам, дальше на юг, к его тугим, круглым грудным мышцам, которые можно увидеть сквозь белую рубашку на пуговицах, плоскому прессу, манящей промежности... портфелю...
Саванна Мартин, тебе нужна помощь. И, возможно, хороший адвокат. Ты практически совершаешь сексуальное насилие над этим джентльменом своими глазами. Самое время остановиться.
— Ответь своему боссу, — доктор Мэтьюс (мать его, это он!) делает шаг в мою сторону, и я понимаю, что огонь в его глазах настоящий. Мои щеки ощущают жжение. — Ты храпела на рабочем месте?
— Технически не храпела, сэр, — торопливо встаю я, откидывая желтое винтажное платье и приглаживая непокорные рыжевато-блондинистые волосы. Я протягиваю руку, предлагая ему рукопожатие через изогнутый стол в форме аквариума. — Я никогда не храплю. Поверьте мне. В этом меня уверяли многие люди.
Прекрасно, Саванна. Ты просто обязана была добавить "шлюха" в список его ментальных "Почему я должен ее уволить".
— Где Мелинда? — с усмешкой спрашивает холодный мужчина. Не обращая внимания на мой жест, он берет с подноса стопку нераспечатанных писем и просматривает их. Я сглотнула и убрала свое мирное предложение.
— Мисс Эванс больше нет, сэр. Сегодня был ее последний день.
— Невозможно, — резко говорит он, не удостоив меня даже взглядом. Мое смущение быстро перерастает в раздражение. Что, черт возьми, с ним такое? — Ей нужно забрать моего сына из школы в три часа, а она до сих пор не заказала канцелярию, о которой я просил ее на прошлой неделе.
— Что ж, простите, что сообщаю плохие новости, но она точно уволилась. Судя по тому, сколько времени ей понадобилось, чтобы убрать со стола, я бы сказала, что она не вернется, — говорю я, а мои предательские глаза переходят на его левую руку, проверяя, нет ли на ней обручального кольца. Его нет. Разведен. Почему я не удивлена?
Он бросает письма обратно в серебряный поднос и смотрит на меня так, словно я блевотина, которую ему нужно оттереть с подошвы своих блестящих кожаных туфель. Моя кружка и силиконовая рука - единственное, что стоит между нами как барьер, но наши глаза говорят о том же.
— Что, черт возьми, делает здесь этот жуткий фаллоимитатор?
— Это мотивационная рукавица - и это рука, а не фаллоимитатор. Чтобы люди сжимали ее. Это очень терапевтично, — я стараюсь не краснеть, выдерживая его напряженный взгляд. Если он будет смотреть на меня еще пристальнее, мои женские достоинства начнут петь. И это будет очень обидно, потому что он может быть горячим, но, по иронии судьбы, он еще и невероятно холодный.
— Это смешно.
— Это мило и гостеприимно.
— Кружку нужно убрать.
— Кружка никого не оскорбляет, — протестую я. — И поощряет индивидуализм. Кроме того, у вас нет секретаря. Кто сегодня заберет Мэтьюса-младшего из школы? М-м-м? — Мои брови вопросительно взлетают к линии роста волос.
Минута молчания. Он опускает свой мысленный меч. Его напряженные скулы разглаживаются. Я наконец-то позволяю себе вздохнуть.
