— Невозможно, — резко говорит он, не удостоив меня даже взглядом. Мое смущение быстро перерастает в раздражение. Что, черт возьми, с ним такое? — Ей нужно забрать моего сына из школы в три часа, а она до сих пор не заказала канцелярию, о которой я просил ее на прошлой неделе.
— Что ж, простите, что сообщаю плохие новости, но она точно уволилась. Судя по тому, сколько времени ей понадобилось, чтобы убрать со стола, я бы сказала, что она не вернется, — говорю я, а мои предательские глаза переходят на его левую руку, проверяя, нет ли на ней обручального кольца. Его нет. Разведен. Почему я не удивлена?
Он бросает письма обратно в серебряный поднос и смотрит на меня так, словно я блевотина, которую ему нужно оттереть с подошвы своих блестящих кожаных туфель. Моя кружка и силиконовая рука - единственное, что стоит между нами как барьер, но наши глаза говорят о том же.
— Что, черт возьми, делает здесь этот жуткий фаллоимитатор?
— Это мотивационная рукавица - и это рука, а не фаллоимитатор. Чтобы люди сжимали ее. Это очень терапевтично, — я стараюсь не краснеть, выдерживая его напряженный взгляд. Если он будет смотреть на меня еще пристальнее, мои женские достоинства начнут петь. И это будет очень обидно, потому что он может быть горячим, но, по иронии судьбы, он еще и невероятно холодный.
— Это смешно.
— Это мило и гостеприимно.
— Кружку нужно убрать.
— Кружка никого не оскорбляет, — протестую я. — И поощряет индивидуализм. Кроме того, у вас нет секретаря. Кто сегодня заберет Мэтьюса-младшего из школы? М-м-м? — Мои брови вопросительно взлетают к линии роста волос.
Минута молчания. Он опускает свой мысленный меч. Его напряженные скулы разглаживаются. Я наконец-то позволяю себе вздохнуть.
— Отлично. Ты заработала себе еще один шанс на эту должность. Я бы не советовал портить его храпом и отправляться прямиком на линию безработицы.
— Я просто отдыхала, — неубедительно говорю, выпрямляя позвоночник. То ли мое лицо покраснело от гнева, то ли комната нагрелась на пятьдесят градусов. — Мелинда сказала мне, что работает здесь уже год. Почему вы не знали, что сегодня ее последний день?
— Я знал, — он тянется ко мне, прижимаясь торсом к стойке администратора, и хватает блокнот, лежащий рядом с моей клавиатурой, вместе с ручкой. Прежде чем начать писать, он останавливается, смотрит на мою ручку в форме шприца с розовыми чернилами и хмурится, словно она его чем-то оскорбляет. В процессе я впервые чувствую запах доктора Мэтьюса, и когда я говорю "чувствую", я имею в виду вдыхаю. Беззастенчиво нюхаю его, словно это двадцать граммов колумбийского кокаина. Он пахнет кедром, мылом ручной работы и чистым, неапологетичным тестостероном, от кого я пьянею от вожделения.
Саванна, познакомься с Бедой. Беда, это Саванна.
— Вот адрес его школы. Три часа. Точно в точку. Теодор точен, как и его отец.
— Я не знаю, как он выглядит, — заикаюсь, держа блокнот в руке и читая адрес. Я должна была закончить смену в два. Он собирается доплатить мне за это? Вопрос вертится у меня на языке, но я прикусываю губу. Он застал меня дремлющей на стуле в приемной. Не стоит тыкать медведя десятифутовым шестом.
— Он похож на свою маму, — презрение доктора Мэтьюса заметно на его подергивающихся губах.
— Это не очень полезно, сэр, если только его мама не Дженнифер Энистон или Кэмерон Диас. Вот этих двух знаменитостей я точно узнаю.
— Его мама - доктор Лерер.
— О. — О. Не знаю, почему я удивлена. Кто еще может составить пару этому Адонису, если не столь же великолепная женщина с размерами Адрианы Лимы и доктором медицины, заботящаяся о его потомстве? Единственный вопрос, который сейчас остро стоит, это то, вместе ли они до сих пор или нет.
— Если возникнут проблемы, — он провел огромной сексуальной рукой по волосам и взъерошил их еще больше, — звони. Моя визитка на столе.
— Подождите! Куда я должна его отвезти? — Я вскакиваю с места, наблюдая, как доктор Мэтьюс идет по коридору к своему кабинету, неся портфель, его рукава закатаны до локтей, обнажая восхитительные вены, в которые я хочу вонзить зубы.
— Назад.
— А он не будет встревожен тем, что я его забираю? Я для него неизвестный человек.
Разве это не первое, чему ты учишь своего ребенка? Не ходить никуда с незнакомцами?
— С ним все будет в порядке. Его учительница подождет с ним.
— Вы даже не знаете, как меня зовут! — пробурчала я, отчаянно желая продлить этот разговор, чтобы не чувствовать себя так, будто он только что бросил меня в глубокую воду и ожидает, что я буду синхронно плавать во время бешеного кормления акул.
— Мне все равно, — подражает он моему тону. — И я ненавижу твою ручку. Избавься и от нее.
— Я Саванна. Саванна Мартин. А ты такой засранец, — бормочу я, сбавляя тон на несколько октав и падая обратно в кресло, устало потирая глаза.
Я слышу, как дверь в его кабинет захлопывается, но не раньше, чем он перезванивает:
— Считайте, что это ваш испытательный срок, мисс Мартин. Лучше ведите себя хорошо.
2
День после
Сегодня день хороших и плохих новостей.
Хорошая новость заключается в том, что мне не нужно время, чтобы выяснить, по-прежнему ли доктор Мэтьюс и доктор Лерер вместе - они точно не вместе.
А плохая новость заключается в том, как я об этом узнала. Потому что это было неловко.
— Доктор Мэтьюс, не хотите ли вы сегодня пообедать вместе, чтобы мы могли обсудить смену фамилии Теодора? — Доктор Лерер прислонилась к стойке регистратуры, а доктор Мэтьюс стоит в нескольких футах от нее. Они оба перелистывают свои отдельные почтовые лотки. Она одета в черное St. John с ног до головы и выглядит в этой комнате неуместной, как рыба в пустыне, а я щеголяю в винтажном радужном платье, мои волосы едва удерживаются карандашом, в который я их закручиваю.
Слава богу, что от секретаря здесь не ожидают, что они будут ходить в медицинской одежде.
— Нет, доктор Лерер, я бы не стал. — Если только мне не придется кормить тебя ядом с ложечки, в этом случае я, возможно, передумаю. — Фамилия Теодора осталась Мэтьюс, так что обсуждать тут нечего. Если у тебя все еще есть проблемы с этим, ты можешь обратиться к одному из многочисленных адвокатов, которых я нанял, чтобы поставить буфер между тобой и мной. Секретарша, ты сделала заказ на канцелярские принадлежности, о котором я просил Мелинду?
Я поднимаю голову, моя кожа призрачно-бледная. Сегодня я прилагаю сознательные усилия, чтобы быть вежливой и профессиональной, но я не могла заказать канцелярские принадлежности, о которых он просил, потому что Мелинда никогда не говорила мне, о чем он просил.
