— Ничего цивилизованного не будет, и если дело касается тебя и ее, то ты знаешь, кто из вас получит пинок и будет вышвырнут из этой клиники, — спокойно и безразлично говорит Рис, заправляя свой массивный член обратно в трусы и застегивая молнию на брюках. Он подходит к раковине из нержавеющей стали возле своего стола и моет руки, а затем разрывает несколько бумажных полотенец и вытирает их насухо. Он все время насвистывает. Бесстрашный.

— Я партнер в этой практике, — ворчит Стейси с порога, ее белые костяшки пальцев напряжены против дверной коробки, которую она сжимает, как заряженный пистолет. Если вам интересно, я - идиотка, которая до сих пор сидит на смотровом столе, а не бежит, спасая свою жизнь. Я бы ускользнула и позволила им отрывать друг другу конечности, но я хочу знать, чем это закончится. В конце концов, теперь у меня есть собака в этой схватке. Или, по крайней мере, мне хочется в это верить.

— Ты не можешь просто бросить меня, — взмахнула она руками в воздухе, чтобы подчеркнуть это.

— Позволь с тобой не согласиться, — он потянул за галстук, затягивая его. — Я могу делать все, что захочу. У меня лучшие адвокаты, лучшее дело против тебя, и я лечу восемьдесят процентов пациентов здесь. Не испытывай меня... и оставь Савви в покое.

— Савви?! — восклицает она, и невозможно отрицать, что она теряет самообладание. У нее глаза Николаса Кейджа. Не самый лучший образ для нее (или для кого-то еще, если уж на то пошло). — Ты вообще себя слышишь? Трахаешь едва законную секретаршу с открытой дверью в нашей клинике? Это что, попытка заставить меня ревновать?

— Нет, — невозмутимо отвечает он, хватая телефон и ключи и засовывая их в задний карман. — На самом деле это для того, чтобы она сильнее кончила. Острые ощущения от того, что тебя поймали, сделают это с тобой. Больше адреналина. Ты должна это знать. Ты могла дважды провалить первый год в медицинской школе, но ты получила степень доктора медицины. В конце концов, — пожимает он плечами.

Боже правый, я бы не хотела оказаться на грани словесной конфронтации с доктором Мэтьюсом. В воздухе витает атмосфера их ненависти друг к другу, прежде чем доктор Лерер разворачивается и уходит по коридору. Через несколько секунд мы слышим, как захлопывается входная дверь в клинику. Я делаю вдох, который задерживала в легких, кажется, с прошлого года, и качаю головой. Я вспотела, запыхалась и совершенно не в своей тарелке. Если бы два месяца назад вы рассказали мне о подобной ситуации, я бы сказала, что девушка, которая согласилась на секс со своим женатым боссом, - идиотка. Переходим к сегодняшнему дню, и этой идиоткой оказываюсь я.

— Это безумие. Наверное, мне стоит уволиться... — Я надеваю ботинки и спрыгиваю с смотрового стола пациента.

— Иди на обеденный перерыв, Сав, — устало говорит он, сбросив с себя высокомерную броню, которую он повсюду носит с собой. Теперь он сам по себе. — Я заеду за тобой на ужин в восемь.

Интересно, что будет хуже - пытаться объяснить родителям, почему этот крутой доктор заезжает за мной на машине, которая стоит в два раза дороже, чем они заплатили за дом, или пытаться объяснить ему, что я все еще живу с родными. Мне придется отвечать перед многими людьми. Я решаю озвучить ответ на последний вопрос.

— У меня как бы не своя собственность, — потираю я затылок.

— То есть ты все еще живешь с родителями? Это меня не удивляет. Но у тебя ведь больше нет комендантского часа, верно? — Он подмигивает и одаривает меня полупечальной, полуозорной ухмылкой.

— Если и есть, то я постоянно нарушаю его последние шесть лет.

— Тогда восемь.

Я ковыляю к двери, на секунду останавливаясь, чтобы оглянуться на него.

Он уже заполняет формы и отвечает на электронные письма. Он выглядит серьезным профессионалом, каким обычно и является.

— Ты свободна, — говорит он. И, как всегда, я ухожу.

Мама смотрит на меня так, будто я только что сообщила ей, что собираюсь погнаться за дикими крокодилами на природе, а не на свидание. Может быть, это потому, что на мне облегающее черное платье размером с салфетку. Может, дело в моей красной помаде Firestarter и кошачьей подводке для глаз. А может, дело в моей прическе в стиле Мэрилин Монро. Как бы то ни было, Хелена Мартин боится, что ее дочь сегодня вечером будет стоять на углу улицы и предлагать какие-то незаконные услуги. Это видно по ее лицу.

— Сколько ему лет? — На самом деле я не знаю, мама. Я не потрудилась спросить, ведь за все время, пока он позволял мне прижимать пальцы к двери своего кабинета, посещать его дом и прекрасные сады, а потом съесть меня заживо на его смотровом столе... возраст ни разу не упоминался во время этих встреч.

— Тридцать... э-э-э, — я отщипываю невидимые ворсинки от своего черного платья. Папа стоит позади меня, в гостиной, и решает судоку. Он работает в городском совете уже тридцать лет и ни разу не пропустил ни одного рабочего дня. Если бы это было возможно, мои родители оба жили бы в книге Джейн Остин.

— Хелена, сейчас идет Jeopardy (прим. американская телевизионная игра-викторина), — бормочет он, но изумрудные глаза моей мамы - на тон светлее моих - смотрят на меня.

— Где ты познакомилась с этим человеком?

— На работе.

— Я думала, что клиника состоит из двух женатых врачей и медсестер. — Так и есть.

— Мам, я не могу сейчас об этом говорить. Мне нужно идти. — Да. В ад. За то, что я так разговариваю с мамой.

— Подожди. — Она хватает меня за запястье, удерживая на месте. Мой взгляд скользит по месту, где наша кожа соприкасается, и она медленно отпускает меня.

— Будь осторожна, — говорит она мне.

— Буду, мама. Он хороший парень, он ничего мне не сделает. — Этого я не хочу, что нисколько не сужает вопрос, потому что я согласна на все, что он захочет сделать.

— Да, я не имею в виду физически. Я имею в виду... — она кладет ладонь на мое сердце, и я вздрагиваю. Я наклоняюсь и целую ее в щеку. — Пока. Скажи папе, чтобы отодвинул диван, от экрана телевизора у него слезятся глаза.

С этими словами я спешу на улицу, зная, что опаздываю на несколько минут. К счастью для меня, Рис не из тех, кто сигналит.

В машине (я никогда не привыкну к тому, что двери открываются вверх, а не в сторону, как в обычных автомобилях) Рис крепко целует меня. Языка нет, но губы у него злые, и мне нравится, как они требуют моего внимания, которое я с радостью им уделяю.

— Чертовски скучал по тебе.

— Для педиатра ты слишком часто используешь слово на букву "Ч", — замечаю я, пристегивая ремень безопасности. Летний воздух вокруг нас исчез. В машине прохладно благодаря одному из лучших кондиционеров, который я когда-либо имела удовольствие ощущать на своей коже.

— Это потому, что на работе мне приходится прикусывать язык в течение дня. Я трачу весь свой арсенал ругательств на тебя.

— И на твою бывшую, — я вздергиваю бровь.

— Не порти сегодняшний вечер упоминанием о ней. Я отведу тебя в какое-нибудь приятное место.

— В ресторан?

— Например, в книгу. — В обморок.

Поездка проходит в молчании, но с большой нагрузкой. Наши пальцы переплетены, а я ломаю голову, пытаясь понять, как я здесь оказалась. Между нами все серьезнее, все реальнее, а мы до сих пор не обсудили ни одной из проблем, витающих в воздухе. Например, тот факт, что у него есть сын. Или то, что я не знаю, что хочу делать со своей жизнью. Или его грязный развод и, конечно, то, что он до сих пор не сказал мне о своем возрасте.

— Сколько тебе лет? — спрашиваю я, как бы невзначай, когда мы сворачиваем за угол на притязательную улицу в центре города.

— Тридцать четыре.

— Вижу.

— Тут не на что смотреть. Это просто возраст.

— У нас большая разница.

— Мне это нравится. В такой разнице всегда есть что-то вкусное, — он облизывает нижнюю губу, все еще глядя на дорогу. Я смеюсь. Влюбиться в этого мужчину не должно быть так просто. Не должно, но это так.

Он паркуется у WaterFire Providence. Одно из самых романтичных мест во всех США. Река под нами мерцает, свет от уличных фонарей и близлежащих зданий мерцает на спокойных водах. Здесь можно покататься на гондолах, развести костры вдоль реки, послушать тихую музыку и посетить рестораны. Мы паркуемся и идем рука об руку по оживленной улице, полной других влюбленных, семей и толп подростков, наслаждающихся великолепным летом. Все вокруг обещает нечто большее. Что-то сказочное. И я не могу не задаться вопросом, каково это будет, если мы с Теодором, пройдем по этому же тротуару через четыре или пять лет, а рядом будут бежать два малыша с такими же зелено-голубыми глазами и улыбками, как у нас.

— О чем ты думаешь? — спрашивает он. Черт возьми.

Что-то, от чего у тебя случится приступ тревоги. Да, это жутко.

Я пожимаю плечами.

— Просто наслаждаюсь жизнью в этот момент. Люди должны делать это чаще, тебе не кажется? Отключить телефоны, закрыть свои аккаунты в социальных сетях и просто почувствовать свою кожу на коже другого человека, остатки вечернего солнца на своей плоти. Чудеса, которые может предложить природа и рукотворные места, подобные этому.