Пожевав нижнюю губу, я снова оглядываюсь вокруг. Это действительно похоже на Диснейленд для читателей. Портал между реальностью и миром, в который переносят меня мои книги. Белая беседка, деревья и цветы... невозможно сказать, двадцать первый это век или восемнадцатый. У этого места нет возраста, нет времени, нет воображаемых границ. И поэтому это рай.
— Да, — говорю я как можно тише, хотя каждая косточка в моем теле громко кричит, чтобы я бежала прочь. — Это прекрасно, — заканчиваю я.
Он спускается по деревянной лестнице из внутреннего дворика в сад и останавливается, когда мой подбородок оказывается между его пальцами, наклоняя мою голову вверх.
— О чем ты мечтаешь, Савви?
— Моя мечта? — Я смотрю ему в глаза. Господи, какой же он высокий. — О, это глупо, — качаю я головой, тихонько хихикая. Он крепче сжимает мой подбородок, заставляя посмотреть на него.
— Сомневаюсь. Ты еще не сказала мне ни одной глупости. — Моя нижняя губа дрожит. Рис наклоняется к моему лицу: — Расскажи мне.
— Я хочу стать писателем, — признаюсь я, глядя на свои туфли. Я всегда была книжным червем. Старая женщина, запертая в девичьем теле, говорила моя мама. Вот почему я люблю винтажную одежду, книги, обувь, часы и фильмы. Но получить издательский контракт практически невозможно, и я никогда не переживу, если отправлю рукопись, которая окажется нетронутой в каком-нибудь манхэттенском подвале. Мои родители считают меня сумасшедшей, раз я поступила на факультет английской литературы, а не на факультет управления бизнесом или бухгалтерского учета.
— Кто тебе сказал, что это глупо? — спрашивает он, наши тела сцеплены, но это не кажется эротичным. Это ощущение... интимности.
— Все, — густо сглатываю я. Мне бы хотелось перестать чувствовать себя ребенком рядом с этим человеком.
— Все ошибаются. Ты можешь быть писателем. Ты мечтательница. На самом деле, когда я увидел тебя в первый раз, ты как раз этим и занималась, — возвращает он меня к тому, как мы познакомились, и я выпускаю маленький грустный смешок. Рис хватает меня за затылок и прижимает к своей груди, и я позволяю ему. Я позволяю ему, несмотря на то, что это гораздо опаснее, чем позволить ему провести пальцем по моей груди в его кабинете.
Я падаю.
Я разбиваюсь.
И как только он поймает меня, я уйду.
Его ладонь ложится мне на щеку, и я прислоняюсь к ней, закрывая глаза.
— Я хотел, чтобы ты пришла сюда, чтобы ты увидела, что я не монстр. Сильный? Да. Холодный? Конечно. Чертовски трудный в девяноста девяти процентах случаев? Можешь на это рассчитывать. Но не бессердечный. Этот сад? Я сам его сделал. С нуля. Кроме старых деревьев, я посадил здесь все цветы, с помощью Теодора. Я на многое способен, Саванна. Забота о хрупких вещах - определенно одна из них. Я хочу показать тебе эту сторону себя. Ту сторону, из-за которой я захотел стать врачом. Сторону, которой пренебрегали, потому что я годами вкладывал ее не в того человека. Если бы ты позволила мне. В тебе есть что-то особенное, Саванна Мартин. Твой маленький кипучий мир - я хочу в него попасть. Позволь мне.
— Хорошо, — бормочу я, падая в очередное интимное объятие, которое он быстро возвращает. Мои ноги, голос, губы и само мое существо дрожат. — Хорошо.
— Это нереально, — вздыхает он, почти с облегчением, и внутри меня что-то ломается.
Я надеюсь, что это реально, потому что если нет, то я только что отдала свое сердце и надежды мечте.
6
Рискни
На следующий день я заезжаю в автомастерскую, чтобы вернуть машину перед выходом на работу.
Я заранее позаботилась о том, чтобы меня подменила временная секретарша, и когда я пришла на работу в десять утра, она уже была там, с презрением глядя на мою силиконовую руку, делающую "дай пять". На полу в приемной плачет малыш, а взволнованная мама пытается его успокоить, и знаю, что если бы на моем месте была я, то дала бы ребенку книжку с Барби, которую привезла из дома, и поиграла с ней, чтобы успокоить. Я знаю, что Рис прав - я хорошо справляюсь со своей работой, и, когда я вхожу в клинику, в моей груди бурлят волнение и гордость.
Я чуть ли не пинками сгоняю с места бедную временную секретаршу - хотя мне приходится напоминать себе, что эта должность дается всего на полгода, и никто не обещал, что мой контракт будет продлен. В течение следующих двух часов я приветствую пациентов, воркую с младенцами, меняю клининговое агентство, заказываю дополнительные медицинские принадлежности и договариваюсь о сдаче химчистки доктора Лерер. Затем часы пробивают полдень, и наступает мой обеденный перерыв. Я встаю со своего места и запираю входную дверь, собираясь разогреть на кухне свой вегетарианский тако. Позади меня раздается голос, и я замираю.
— Мисс Мартин, тащите свою задницу сюда.
Румянец переползает на мое лицо и оседает там. Доктор Лерер заперта в своем кабинете, но она вполне могла его услышать. Она ни разу не приглашала меня в ее кабинет. Стейси редко со мной разговаривает, а если и разговаривает, то только по электронной почте. Я подхожу к двери Риса и делаю огромный вдох.
— Входи, — рычит он, прежде чем я успеваю постучать.
Он не велит мне закрывать дверь, когда я вхожу, поэтому я не закрываю. Он смотрит в окно, заложив руки за спину, и смотрит на свой McLaren, словно на девственную невесту, ожидающую проникновения. Его, конечно же.
— Я решил отклонить твою просьбу, — говорит он деловым тоном. Я несколько раз моргаю, сжимая нос.
— Ты можешь уточнить?
— Никакого траха, пока не решится вопрос с разводом. Я долго и упорно думал об этом - заметь, это не единственное, что было долго и упорно с прошлой ночи, - и решил, что это ничего не меняет в наших отношениях. Если тебе нужно письменное, нотариально заверенное и апостилированное подтверждение того, что между мной и моей женой все кончено и что наши отношения мертвы и сожжены дотла, то я готов предоставить тебе необходимые документы в течение ближайших двадцати четырех часов. А пока я прошу тебя присесть на кровать пациента и раздвинуть ноги.
Я смотрю в узкий, короткий холл клиники. На входной двери висит табличка "ЗАКРЫТО", а ниже указаны часы работы. Доктор Лерер с минуты на минуту выйдет из своего кабинета и потребует, чтобы я принесла ей салат из ближайшего кафе.
— Доктор Мэтьюс, вы под кайфом? Потому что я уверена, что мы нарушим миллион писаных правил и триллион неписаных, — я оглядываюсь вокруг, и, черт возьми, кровать пациента, застеленная свежей белой бумагой, подмигивает мне, чтобы я подошла ближе. Сегодня особенно жаркий летний день, поэтому мое платье в стиле ретро, зеленое и фиолетовое, заканчивается чуть выше колен. Если я все же решусь раздвинуть ему ноги, у него будет прекрасный доступ к его святому Граалю.
— Под кайфом? Нет. Возбужденный, сумасшедший, нетерпеливый, восхищенный? Да. — Он поворачивается всем телом, осматривая меня с ног до головы. — На гребаную кровать, Савви. В следующий раз, когда я попрошу, это будет не так любезно.
Я тянусь к двери, намереваясь закрыть ее, сердце бьется в диком, непоследовательном ритме. Если Стейси слышала этот обмен мнениями, я мертва. За спиной раздается шипение.
— Оставь ее открытой.
— Ты с ума сошел? — шепчу я, не уверенная, что в моем голосе звучит ужас или сексуальная неудовлетворенность. Надеюсь, у Стейси нет пистолета, потому что если она увидит, что здесь происходит, мои мозги точно разлетятся по новым коврам за секунду.
— Не особенно. Я люблю острые ощущения, когда меня могут поймать с поличным, — он повязывает галстук с Микки-Маусом и укладывается на маленькую кровать. — Это придает остроты.
— Нет. — Мои ноги прикованы к земле. Он пожимает плечами, подходит ко мне, хватает меня за задницу и перекидывает через плечо. Затем он так бесстрастно, как только можно, идет к кровати. Он аккуратно кладет меня - не вертикально, а горизонтально - на поверхность, и я готова кончить от одной только перспективы того, что сейчас произойдет. Он встает между моих ног и раздвигает их своими узкими бедрами. Его торс длинный, крепкий и бугристый. Его задумчивые глаза сверкают тьмой. Это происходит. Он собирается разозлить свою будущую бывшую жену, мою начальницу, и трахнуть меня, пока она находится в соседнем кабинете. Он мудак.
А ты - идиотка, которая позволяет ему возиться с тобой, следуя его извращенному плану.
— Ты все еще зациклен на ней, не так ли? — Я провожу пальцами по его волосам, на мгновение задумываясь, не является ли все это одним большим заговором, чтобы заставить его отстраненную жену ревновать. Все в нас неправильно, и все же это кажется слишком правильным. Логически я понимаю, что мне понадобятся месяцы, а может, и годы, чтобы простить себя за то, что я собираюсь сделать. К сожалению, это не мешает мне хотеть, чтобы это произошло.
