Однако Искатели очень быстро поняли, что им совсем не обязательно самим соваться в опасные места ради добычи всевозможных магических побрякушек и иных ценностей под завалами домов, где жили когда-то самые богатые люди. Так в Проклятых горах появилось «мясо» — рабы, которых заставляли лазить по опасным местам и выкапывать все, что потом выгодно продавалось на равнине. И чаще всего в качестве такого «мяса» использовались подростки младшего возраста, чья цена у работорговцев была невысока, потому как промысел похищения детей на континенте был распространен практически повсеместно.

Каждый год по весне, когда Проклятые горы освобождались от снега, через труднопроходимые лазейки в окраинных скалах пробирались на плоскогорье отряды Искателей, в составе которых обязательно было свежее «мясо» — мальчики и девочки 11–12 лет. Практика показала, что именно такой возраст детей был наиболее удобен для замысла Искателей. Задачи по добыче ценных предметов перед ними уже можно ставить, а воли к сопротивлению у таких малышей еще недостаточно, чтобы создавать рабовладельцам серьезные проблемы.

Срок жизни у «мяса» в Проклятых горах был коротким — кто-то погибал в опасных зонах, кто-то калечился и таких уже добивали сами Искатели, чтобы не кормить «испортившееся мясо», а кто-то умирал от издевательств похотливых мерзавцев, которых среди Искателей было подавляющее большинство. Но Искателей это особенно сильно не расстраивало, так как «мясо» для них было всего лишь расходным материалом, стоимость которого многократно перекрывалась выручкой от добытого детьми добра. Искатели даже в какой-то степени были заинтересованы в гибели детей к окончанию теплого сезона. Когда приближалась зима, Искатели возвращались из Проклятых гор на равнину, где предавались разгулу до следующей весны. И в этой ситуации «мясо», дожившее до окончания добычного сезона, превращалось в обузу. Тащить его на равнину с собой и кормить всю зиму? Намного проще по весне купить свежее «мясо»!

Доходило до того, что некоторые Искатели свое оставшееся «мясо» просто убивали перед уходом на зимовку. Другие же бандиты оставляли детей в Проклятых горах в своих поселках, где им предстояло выживать всю зиму, спасаясь от голодной смерти тем, что они могли найти в заснеженных долинах, или же доедая остатки продовольствия, если такие удавалось обнаружить в кладовках. И жить им приходилось в кое-как сколоченных хижинах, совершенно не предназначенных для проживания в зимних горах.

Именно в таком поселке и появился на свет мой Маугли, а мамой его стала девочка-подросток из числа того самого «мяса». Обстоятельства рождения мальца я узнал лишь через полтора года после своего появления в этом мире, и рассказала мне об этом Тома, пожилая женщина неопределенного возраста, так как она никогда не считала своих лет. Когда-то давно она точно так же попала в Проклятые горы в составе очередной порции свежего «мяса» и как-то сумела выжить, повзрослеть и продержаться в этом суровом краю до преклонных лет. Состарившись, Тома работала в поселке Искателей кухаркой, круглый год обитая в горах. В значительной степени именно благодаря ей некоторые дети, которых Искатели бросали в горах на произвол судьбы, доживали до весны.

Девочка, ставшая мамой моего героя, назвалась Ликусей, когда появилась в Проклятых горах. Она была из числа тех детей, которых в простонародье обычно называют «деревенскими дУрочками или дурачкАми». В нашем мире таких детей не особо деликатные люди чаще всего называют олигофренами или дебилами.

Тома обратила внимание на округлившийся живот девочки уже после того, как Искатели отправились на зимовку, а Ликуся о беременности не догадывалась в силу своего низкого интеллекта. Организовывать выкидыш было уже поздновато и Тома решила, что будь, что будет. Весной, когда вернутся Искатели, ребенка просто убьют, а жизнь девочки вернется в уже привычное для «мяса» русло.

Когда в конце зимы на свет появился Крис, Ликуся неожиданно для окружающих оказалась заботливой мамой, быстро научившись простым премудростям ухода за маленьким ребенком. Тома порывалась сказать девочке, что не стоит прикипать душой к малышу, так как ему жить осталось считанные недели, но так и не смогла выдавить из себя ни слова до самого возвращения рабовладельцев. А когда Ликуся услышала о неизбежном, в ней словно пробудился яростный зверь. Она буквально была готова убивать за свою кровиночку. И тогда Тома объяснила девочке, что у них с мальчиком есть единственный шанс выжить — спрятаться на все лето в пещере недалеко от поселка, о существовании которой мало кто знал даже среди Искателей, ведь старая рабыня жила в этих местах намного дольше любого из них. При этом женщина пообещала девочке подкармливать ее какими-нибудь объедками, если у нее будет такая возможность. Однако в глубине души Тома понимала, что выжить у этой пары детей шансов мало. Одно лишь успокаивало женщину — голодная смерть для этих малышей могла оказаться не самой страшной судьбой по сравнению с тем, что могли сделать с ними Искатели.

Среди новых малолетних рабов Томе удалось найти мальчика, который проникся судьбой Ликуси и ее младенца и согласился помогать, таская им объедки. Даже отрывал иногда от своей пайки часть еды для юной мамы. Кстати, Крисом, или, если быть точнее, то Крысом, малыш стал лишь потом, когда уже о нем узнали остальные обитатели поселка, а Ликуся своего сына назвала Милей. Тома попыталась объяснить девочке, что такое имя не совсем подходит для мальчика, но маленькая мама была непреклонна в этом вопросе. А помощника, подкармливающего Ликусю, звали Ринком. Так втроем они и помогли малышу дотянуть до холодов, когда поселок вновь опустел до середины весны, что позволило Ликусе с Милей перебраться в одну из необитаемых хижин, таясь от всех остальных.

Так прошел первый год жизни Мили, а затем и второй. С приходом третьей весны в жизни малыша произошло несчастье. Постепенно о Ликусе и Миле узнавало все большее количество малолетних рабов и настал момент, когда один из них «заложил» Искателям эту пару изгоев ради лишнего куска хлеба в качестве награды. Когда девчонку вместе с малышом вытащили из пещеры и главарь банды распорядился убить Милю, а Ликусю «употребить по назначению», мама в бешенстве бросилась на рабовладельцев, готовая выцарапать глаза каждому, кто посмеет тронуть ее сыночка. Так получилось, что мальца всего лишь пнули пару раз ногой, посчитав это достаточным, чтобы кроха скончалась. Но скорее всего уродам не терпелось заняться Ликусей, и они просто не заметили, что не довели дело с убийством малыша до конца. Возможно, сказалось и то, что Крис был на редкость молчаливым ребенком.

Тома рассказывала, что Ликуся в первые же месяцы жизни Криса каким-то образом приучила сына молчать в любой ситуации, как бы плохо ему ни было. В итоге когда женщина пришла похоронить мальчика, она обнаружила, что он все еще жив. Обработав раны малыша и спрятавшись с ним в каком-то сарае, Тома видела, как ребенок кряхтит от боли и тихо плачет, но при этом пацан так ни разу и не пискнул.

Ликуся в тот день, будучи уверенной в том, что ее сына убили, словно с цепи сорвалась. Как ее ни били, как ни издевались над ней, она не прекращала своих попыток ударить, укусить или расцарапать этих выродков. В конечном итоге девочку так и замучили до смерти. А Тома с Ринком продолжили выхаживать покалеченного ребенка до тех пор, пока он не смог уползти в одну из нор, которые ему наспех наделал Ринк по всему поселку и ближайшим окрестностям. Так и началась его жизнь крысы в человеческом обличии.

Два лета Миле удавалось скрываться по норам в пределах поселка, а на зиму он перебирался в хижину Томы, которая с той поры перестала к себе пускать других детей кроме Ринка. Однако и это относительное благополучие должно было когда-то закончиться. Когда началось пятое лето Мили, его снова кто-то обнаружил и практически сразу же была объявлена массовая охота на мальчика. Только благодаря тому, что за прошедшие два года Ринку удалось соединить между собой некоторые норы под поселком, малыш смог ускользнуть из жилой зоны и убежал в неизвестном для Томы направлении.

Облаву на Милю это не остановило и его продолжали выслеживать все дальше и дальше от поселка, но мальчик оказался неуловимым. А через некоторое время Ринк попался на том, что помогает Миле избежать поимки, за что был жестоко избит, не прожив после этого и месяца. С тех пор Тома практически полностью потеряла мальчика из виду и ничего не смогла мне рассказать о жизни Мили до того момента, как я очутился в его теле. Единственным источником информации о мальчике для нее стали хвастливые рассказы мальчишек, которых ей приходилось кормить. В этих рассказах 12−13-летние гадёныши упивались подробностями о том, как они чуть не убили маленького мальчика, который им ничего плохого не сделал. И называли они его Крысом или Крысой. Трудно себе представить, что чувствовала Тома, когда оказывалась невольным слушателем этого пацанячьего бахвальства. Ведь пожилая женщина к Миле относилась, как к собственному внуку. Но в тоже время она хотя бы таким образом могла узнать о том, что ее любимый мальчик все еще жив. Только эти пересказы и помогли мне узнать, откуда у меня такое изуродованное тело. И сформировали у меня лютую решимость убить всех этих озверевших недомерков, из которых уже никогда не смогли бы вырасти нормальные люди.

Здесь следует пояснить, что Тома мальчика всегда продолжала называть именем, данным ему Ликусей. Он для нее был любимым Милей и никак иначе. Это я впоследствии выбрал для себя имя Крис, поменяв одну букву в прозвище Крыс, и по привычке иногда так называю мальчика, даже рассказывая о его годах жизни, когда меня еще не было в его голове.

По моим представлениям существование Мили после бегства из поселка и до моего появления в его теле больше походило на жизнь одинокого дикого животного. Мальчик научился самостоятельно выживать в одиночестве даже в зимнее время, когда в отсутствие Искателей можно было бы переждать зиму в поселке под опекой и защитой Томы. Но теперь туда не было хода из-за нескольких враждебно настроенных мальчишек, остававшихся в поселке на зимовку. Для них стало делом принципа поймать Милю и либо сделать его своим пленником, либо убить как какую-нибудь дичь из охотничьего азарта.

Лет с шести мой Маугли стал достаточно сильным и уверенным в себе, чтобы начать активно исследовать свою среду обитания. Его, шастающего в самых разных местах Проклятых гор, все чаще начали замечать рабы-малолетки и их хозяева, Искатели. Причем Милю неоднократно видели и в опасных местах, где можно было пострадать от остаточной магии, которую Искатели и дети называли «духами». Искатели на это уверенно заявляли, что Крыс не жилец, что «духи» его быстро убьют. Однако проходили месяцы, а Миля как ни в чем не бывало продолжал попадаться на глаза то там, то сям.

Я так понимаю, годам к семи на Милю почти перестали охотиться, поскольку малыш просто не давал никому ни малейшего шанса, держась на значительном расстоянии от людей и поблизости от опасных мест, куда он при малейшей опасности норовил убежать. Во всяком случае я, появившись в этом мире, не заметил слишком уж настойчивой охоты на малыша. Правда, справедливости ради следует сказать, что я вообще мало что мог понять о происходящем в первые месяцы моего пребывания в голове мальчика.

Однако то немногое, что мне все-таки удалось увидеть и понять на старте моей новой жизни, впоследствии и сформировало у меня гипотезу о том, как я мог переместиться в этот мир и почему оказался именно в теле Мили. Я уже говорил, что пацана не раз видели в очень опасных зонах, куда дети боялись залезать, даже если Искатели требовали этого от них. Полагаю, что малец в одну из своих исследовательских вылазок проник в какое-то очень опасное место и ненароком активировал одну из сохранившихся магических установок, результатом чего и стало мое перемещение между мирами.

Не знаю, что при этом испытал Миля — боль, страдание или испуг, но это не отвадило его от лазания по руинам. Возможно, причиной этому стало особенное зрение малыша, что спасало его от пресловутых «духов». Догадываюсь, что лет с шести мальчик стал обращать внимание на ту картинку, которую Миля, допускаю, ранее просто игнорировал как помеху своему восприятию. Дело в том, что у мальчика, а теперь уже у меня, два разных глаза — один левый, а другой правый. Ха-ха, шучу. А если серьезно, то правый глаз у меня вполне обычный, как и у всех людей. А левый — это нечто особенное. Во-первых, левый глаз у меня намного крупнее. Во-вторых, он у меня неподвижный, то есть, сидит намертво в глазнице. В-третьих, у него какой-то необычный зрачок, если это вообще можно назвать зрачком. В-четвертых, левый глаз формирует у меня в мозгу картинку независимо от того, закрыты у меня глаза или открыты. Я всегда вижу картинку, формируемую левым глазом, даже сквозь верхнее веко.

Картинка левого глаза состоит из каких-то светящихся полупрозрачных пятен и полосок, нередко цветных. Теперь-то я уже понимаю, что эти пятна — это магическая энергия, которую я, получается, могу видеть. Откуда у меня такой глаз, можно только догадываться. Может быть это стало результатом мутации у моего ублюдочного отца, изнасиловавшего Ликусю. Многолетнее пребывание в Проклятых горах, контакт со всевозможными магическими предметами, выкопанными из-под завалов, да те же пресловутые «духи» — все это могло привести к каким-то изменениям в организме Искателя, которые он передал мальчику. А возможно, эта мутация у Мили стала результатом воздействия остаточной магии на его зародыш в теле Ликуси, когда она сама лазила по опасным развалинам в поисках добычи.

Так вот, Миля рано или поздно должен был обратить свое внимание на эти самые пятна, накладывающиеся на картинку правого глаза и мешающие мальчику нормально видеть. Наблюдая за копошением детей в руинах, а также подслушивая инструкции Искателей, даваемые «мясу» перед очередной вылазкой за добычей, Миля, возможно, начал понимать, что эти пятна в поле его зрения дают ему ценную информацию. Во всяком случае, они позволяли ему избегать контакта с остаточной энергией. То есть, Миле достаточно было просто не лезть в те места, которые подсвечивались магической энергией. Могу это утверждать уверенно, так как уже в самые первые недели своего пребывания в теле пацана я обратил внимание на то, что мальчик опасается любых светящихся пятен и старается обходить их стороной. Это и позволяло ему шастать по тем местам, которых избегали Искатели и их малолетние рабы. Миля просто видел, что даже в опасных местах есть проходы, свободные от остаточной магической энергии. Ему достаточно было просто осторожно проходить между светящимися объектами.

Найти клад… и перепрятать.

Глава 4. Начало взаимодействия и первый друг.

Рассказывая о действиях Мили в то время, когда я уже присутствовал в его голове, говорю именно о поведении мальчика потому, что полтора года своей новой жизни в этом мире я оставался лишь пассивным наблюдателем в чужом теле. За это время я неоднократно предпринимал попытки перехватить контроль над телом Мили, но у меня ничего не получалось. Я не раз задумывался над тем, чтобы попытаться поговорить с пацаном мысленно, но меня всегда останавливал тот факт, что я не знал, что и как говорить ему. Местного языка я не знал и очень сильно сомневался в том, что Крис его знает, поскольку при мне малыш никогда не произносил что-то членораздельное и осмысленное. И мысли мальчика, оформленные в слова, мне не удавалось уловить в его сознании. Общение мыслеобразами с Милей у меня не получалось — он либо не замечал мои мысленные посылы, либо игнорировал их как свои глюки. Потом до меня дошло, что Миля мало того, что слишком мал, он еще и очень плохо развит в интеллектуальном плане. Если использовать классификацию олигофренов, то он был наверное имбецилом, а это средняя степень олигофрении. Для сравнения могу сказать, что Ликуся скорее всего была дебилом, что является первой, легкой формой олигофрении.

Говорю об этом совершенно спокойно, поскольку олигофрения как задержка психического развития детей совсем не обязательно является следствием органического поражения или недоразвития головного мозга. Иногда это становится результатом того, что ребенок с ранних лет был лишен общения с людьми и ничему не обучался. Как раз такое отсутствие культурного развития происходит с детьми-потеряшками, оказавшимися в дикой природе и вырастающими среди животных или вообще в полном одиночестве, а также с теми малышами, которых изверги с ранних лет годами держали в одиночестве без какого-либо общения с другими людьми. Мозги у таких детей биологически вполне нормальные, но психика и интеллект остаются на животном уровне. То есть, любой Маугли после нескольких лет отрыва от человеческого общества, останется минимум дебилом, как бы потом с ним ни старались педагоги, пытаясь преодолеть его культурное недоразвитие. Вот что-то подобное произошло и с Милей.

Этому мальчику просто не хватило бы интеллекта разобраться в ситуации, если бы он вдруг у себя в голове услышал кого-то. Да что там говорить — он же все-таки не читал в большом количестве фантастику, в которой авторы приучают своих читателей к мыслям о том, что такое вообще возможно! Поэтому я быстро отказался от идеи наладить с малышом какой-либо вариант общения. Я пришел к выводу, что либо мне когда-нибудь все-таки удастся перехватить контроль над телом пацана, либо я так и останусь в его голове пассивным наблюдателем на всю жизнь, которая ему отведена судьбой.

Доринер, выехав со двора городской тюрьмы, недобрым взглядом посмотрел на свою племянницу Доротею и суровым голосом, не обещающим ей ничего хорошего, спросил:

— Ну и что это было, Дора? Может ну ее на фиг, эту работу в банке? Сиди себе дома, готовься к скорому замужеству…

— Дядя!!! — воскликнула девушка.

— А что? С клиентами обращаешься по-хамски, работу свою не выполняешь… Идентификатор ей видите ли показалось стрёмным предъявить незнакомому мальчику. А то, что этот замухрышка является Золотым клиентом банка — на это наплевать!

— Он что, действи…

— У этого пацана на счету денег больше, чем стоит все твое приданное!!! — закричал банкир в ярости, после чего сунул идентификатор ей под нос. — Полюбуйся! И счет у него регулярно пополняется на значительные суммы! Ты многих парней знаешь среди своих друзей-знакомых, кто может похвастаться таким состоянием своих финансов? Твои разлюбезные друзья только и умеют, что спускать на ветер имущество, полученное в наследство!

— Форхвит хорошо ведет дела, — пробурчала девушка.

— Верно, только вот другом своим ты его можешь назвать с большой натяжкой, потому как он не любит вашу компанию бездельников и дармоедов, шляющихся по столичным кабакам и ночным клубам.

— Дядя, я в клубах-то была всего пару раз! И мне там не понравилось, я больше не пойду в такое место.

— Хоть это хорошо, — усмехнулся берк. — Это ж надо, как сказанул: «Курица мясистая!» Надо будет рассказать твоим друзьям.

— ДЯДЯ!!! Я прошу тебя! — чуть не плача закричала Дора с лицом, красным как помидор. — Ты мне теперь всю жизнь будешь это припоминать⁈

— Дора, сколько раз тебе говорили, что нельзя судить о человеке по его внешнему виду, а ты… ты… повела себя как… — Доринер огорченно махнул рукой. — Вот вытащим этого мальчика из-за решетки и выдадим тебя за него замуж, будешь знать, как злить клиентов. И не вздумай смотреть на это, как на наказание! Поверь мне, опытному мужику, — это будет твоим счастьем.

— Опять твои шуточки, дядя! Я скорее повешусь, чем стану жить с такой образиной…

— Дурочка ты, Дора, — вздохнул банкир. — Круглая безнадежная… — берк огорченно махнул рукой, так и не закончив фразу.

Я появился в теле «Крыса» в конце восьмого лета, то есть мальчику было семь с половиной лет. Не знаю, где пацан провел свою седьмую зиму, но на восьмую зимовку он ушел в центр разрушенного города, недалеко от которого находился его родной поселок Искателей. Я-то этого не знал — мне в то время все было незнакомым, а память мальчика оказалась закрыта. К тому времени Миля уже чувствовал себя уверенно в опасных местах, ловко обходя пятна остаточной магической энергии. Исследуя руины древнего города магов, Миле удалось забраться через узкие щели в подземелье огромного здания, в котором — О ЧУДО! — было тепло. Это потом уже я узнал, что в городах Срединных гор в древние времена, когда цивилизация магов была в расцвете, зимой было довольно тепло. Древние могущественные маги не стеснялись тратить значительные количества магической энергии на обогрев своих жилищ и садов. Вполне возможно, что теплое подземелье, найденное Крисом для зимовки, обогревалось каким-то подобным магическим устройством, сохранившимся в работоспособном состоянии еще с древних времен.

Это позволило моему Маугли за зиму облазить чуть ли не весь город, удовлетворяя свои любопытство и голод. В руинах города оказалось немало мелких животных, охота на которых позволила мальчику не голодать зимой. Пацан неплохо приспособился подкрадываться к жертве и точно бросать в нее камни, чем и спасался от голода. Многие из этих животных тоже искали в руинах тепло и защиту от холодного ветра и снега. Каждый погожий день Крис, навернув на себя кучу всевозможных тряпок, кожаных обрывков и каких-то шкур, отправлялся в очередную вылазку по развалинам древнего города в поисках еды и каких-либо интересных вещей. Если не считать пищу, то среди находок полезным, как правило, оказывалось лишь то, что можно было использовать для утепления собственного тела. Постепенно в подземелье у Мили накопилась большая гора всевозможных шмоток, даже для меня далеко не всегда понятного предназначения. Что-то мальчишке удавалось приспособить в качестве верхней одежды для прогулок на поверхности заснеженного города, а что-то стало лежбищем для ночного сна. В «спальне» пацана образовалась немалая куча мягкого барахла, в которое Миля зарывался на ночь и спокойно спал в тепле и уюте.

Когда в жизнь Мили пришла девятая весна, его потянуло на исследование и других разрушенных городов. К тому времени пацан уже настолько уверенно себя чувствовал в руинах, что ходил по самым опасным местам практически не таясь. За лето уже по всем Проклятым горам начали гулять слухи о мальце, чувствующем себя в местах, заполненных «духами», как рыба в воде. И практически сразу же повсеместно возобновилась охота Искателей на «Крыса», так как они вдруг осознали ценность подобного «мяса». Но поймать пацана было просто невозможно, поскольку он вообще перестал выходить из опасных зон. За ним можно было лишь наблюдать издалека.

Я тогда совершенно не понимал, почему какие-то мужики и мальчишки так настойчиво гоняются за хозяином моего тела. И не имел никакого представления о том, что это за люди. Я лишь усвоил для себя одну простую вещь — все окружающие относятся к «Крысу» крайне враждебно и ему не приходится от них ждать ничего хорошего. Не раз в нашу сторону стреляли из лука или арбалета, к счастью, всегда мимо, и постепенно Миля опытным путем определил безопасное расстояние, которое ему необходимо было выдерживать между собой и людьми. Нас спасало то, что у мальчишек оружия никогда не бывало, а взрослые держались вдали от опасных мест, ставших для Криса чуть ли не «родными».

8-летним мальчиком Миля стал настолько уверен в себе, что уже не стремился спрятаться сразу же, как только замечал вдали человека. Теперь он просто игнорировал присутствие людей, если только они не пытались к нему подойти ближе чем на три сотни метров. Пацан всего лишь продолжал спокойно заниматься своими делами, не обращая внимания на фигурки людей, виднеющиеся в отдалении.

Результатом такой открытости стало то, что за нами начали все более пристально наблюдать некоторые зрители. Я так понимаю, для большинства зевак мы с Милей были просто диковинкой, неким развлечением вроде наблюдения в зоопарке за экзотическим животным. Кто-то, возможно, пытался понять, как нам удается постоянно лазить по опасным местам и не показывать при этом признаков скорой смерти. Но большинство просто глазело на маленького мальчика, который каким-то образом сумел выжить в Проклятых горах и даже не потерял свою свободу.

Где-то через 8–9 месяцев нашего сожительства с пацаном я научился воздействовать на сознание мальчика! Для этого мне необходимо было усердно думать о чем-нибудь простом, что было доступно для понимания невысоким уровнем интеллекта Мили, и он после определенного периода моих настойчивых усилий начинал пытаться сделать это именно так, как я ему внушил. Первыми такими подсказками были способы сделать себе удобную одежду или обувь из какого-либо найденного барахла. Затем я начал учить мальца использовать различные предметы в качестве оружия или рабочего инструмента. Особо ценными оказывались мои подсказки в ситуациях, когда мы находили какой-нибудь предмет, сам по себе очень полезный, но совершенно незнакомый Миле. Тогда я внушал мальчику, как именно надо его использовать и для чего он предназначен. Со временем нам удалось найти в развалинах несколько образцов холодного оружия в неплохом состоянии, с которыми малец был в состоянии справиться. Это были кинжал, небольшая шпага (для малолетнего пацана вполне могла сойти как двуручный меч), легкая пика и маленький топорик. Я побудил Милю начать тренироваться с этим оружием. Для этого мы сделали несколько корявых снопов, выполняющих роль манекенов, и я начал обучать пацана простейшим приемам и движениям с тем или иным оружием в руках, вкладывая ему в голову образы этих действий.

Так получилось, что в развалинах одного города нам удалось найти относительно ровную площадку, свободную от обломков зданий. Подозреваю, что это место в древние времена было чем-то вроде арены для турнирных боев, окруженной зданиями с балконами для зрителей. Когда все сооружения в городе рухнули, площадка осталась чистой не только от камней, но и от остаточной магии. В то же время подобраться к этой площадке без способности Мили видеть магическую энергию было очень трудно, так как в этом районе города когда-то давно, как мне кажется, шло яростное сражение, после которого местность осталась крайне загрязнена «духами». Естественно, мы с мальцом не смогли пройти мимо такого места, удобного для того, чтобы разбить на нем летний лагерь и тренировочный полигон. Фактически мы на этой площадке прожили пару месяцев до наступления холодов.

Недалеко от этого места, метрах в четырехстах, на склоне горы была небольшой скальный выступ. Поблизости от него не было никаких развалин, но на верхушке этого утеса виднелись остатки когда-то роскошной беседки, откуда наше место обитания легко просматривалось. И через некоторое время мы с Милей стали замечать на этой смотровой площадке постоянного зрителя, часами наблюдавшего за нами. Получалось, что среди любопытных зевак нашелся тот, кого особенно сильно заинтересовали наши с пацаном тренировки. Я прекрасно понимал, что для любого взрослого человека с мозгами был немыслимым тот факт, что совершенно дикий мальчишка вдруг самостоятельно изготавливает манекены и начинает отрабатывать на них приемы владения холодным оружием. И это при том, что ни самого оружия, ни боевых приемов он просто не мог нигде и никогда видеть ранее. Когда мы с мальцом только затевали такую фигню, меня посещали мысли о том, что так можно спалить свое попаданчество в тело Мили, но я от них просто отмахнулся, решив, что все обитатели данного места поголовно безмозглые тупицы. Во всяком случае выглядели они именно так. Однако же оказалось, что я ошибся, и среди них нашелся очень умный мужик. И он стал самым преданным нашим зрителем.