Картинка левого глаза состоит из каких-то светящихся полупрозрачных пятен и полосок, нередко цветных. Теперь-то я уже понимаю, что эти пятна — это магическая энергия, которую я, получается, могу видеть. Откуда у меня такой глаз, можно только догадываться. Может быть это стало результатом мутации у моего ублюдочного отца, изнасиловавшего Ликусю. Многолетнее пребывание в Проклятых горах, контакт со всевозможными магическими предметами, выкопанными из-под завалов, да те же пресловутые «духи» — все это могло привести к каким-то изменениям в организме Искателя, которые он передал мальчику. А возможно, эта мутация у Мили стала результатом воздействия остаточной магии на его зародыш в теле Ликуси, когда она сама лазила по опасным развалинам в поисках добычи.
Так вот, Миля рано или поздно должен был обратить свое внимание на эти самые пятна, накладывающиеся на картинку правого глаза и мешающие мальчику нормально видеть. Наблюдая за копошением детей в руинах, а также подслушивая инструкции Искателей, даваемые «мясу» перед очередной вылазкой за добычей, Миля, возможно, начал понимать, что эти пятна в поле его зрения дают ему ценную информацию. Во всяком случае, они позволяли ему избегать контакта с остаточной энергией. То есть, Миле достаточно было просто не лезть в те места, которые подсвечивались магической энергией. Могу это утверждать уверенно, так как уже в самые первые недели своего пребывания в теле пацана я обратил внимание на то, что мальчик опасается любых светящихся пятен и старается обходить их стороной. Это и позволяло ему шастать по тем местам, которых избегали Искатели и их малолетние рабы. Миля просто видел, что даже в опасных местах есть проходы, свободные от остаточной магической энергии. Ему достаточно было просто осторожно проходить между светящимися объектами.
Найти клад… и перепрятать.
Глава 4. Начало взаимодействия и первый друг.
Рассказывая о действиях Мили в то время, когда я уже присутствовал в его голове, говорю именно о поведении мальчика потому, что полтора года своей новой жизни в этом мире я оставался лишь пассивным наблюдателем в чужом теле. За это время я неоднократно предпринимал попытки перехватить контроль над телом Мили, но у меня ничего не получалось. Я не раз задумывался над тем, чтобы попытаться поговорить с пацаном мысленно, но меня всегда останавливал тот факт, что я не знал, что и как говорить ему. Местного языка я не знал и очень сильно сомневался в том, что Крис его знает, поскольку при мне малыш никогда не произносил что-то членораздельное и осмысленное. И мысли мальчика, оформленные в слова, мне не удавалось уловить в его сознании. Общение мыслеобразами с Милей у меня не получалось — он либо не замечал мои мысленные посылы, либо игнорировал их как свои глюки. Потом до меня дошло, что Миля мало того, что слишком мал, он еще и очень плохо развит в интеллектуальном плане. Если использовать классификацию олигофренов, то он был наверное имбецилом, а это средняя степень олигофрении. Для сравнения могу сказать, что Ликуся скорее всего была дебилом, что является первой, легкой формой олигофрении.
Говорю об этом совершенно спокойно, поскольку олигофрения как задержка психического развития детей совсем не обязательно является следствием органического поражения или недоразвития головного мозга. Иногда это становится результатом того, что ребенок с ранних лет был лишен общения с людьми и ничему не обучался. Как раз такое отсутствие культурного развития происходит с детьми-потеряшками, оказавшимися в дикой природе и вырастающими среди животных или вообще в полном одиночестве, а также с теми малышами, которых изверги с ранних лет годами держали в одиночестве без какого-либо общения с другими людьми. Мозги у таких детей биологически вполне нормальные, но психика и интеллект остаются на животном уровне. То есть, любой Маугли после нескольких лет отрыва от человеческого общества, останется минимум дебилом, как бы потом с ним ни старались педагоги, пытаясь преодолеть его культурное недоразвитие. Вот что-то подобное произошло и с Милей.
Этому мальчику просто не хватило бы интеллекта разобраться в ситуации, если бы он вдруг у себя в голове услышал кого-то. Да что там говорить — он же все-таки не читал в большом количестве фантастику, в которой авторы приучают своих читателей к мыслям о том, что такое вообще возможно! Поэтому я быстро отказался от идеи наладить с малышом какой-либо вариант общения. Я пришел к выводу, что либо мне когда-нибудь все-таки удастся перехватить контроль над телом пацана, либо я так и останусь в его голове пассивным наблюдателем на всю жизнь, которая ему отведена судьбой.
Доринер, выехав со двора городской тюрьмы, недобрым взглядом посмотрел на свою племянницу Доротею и суровым голосом, не обещающим ей ничего хорошего, спросил:
— Ну и что это было, Дора? Может ну ее на фиг, эту работу в банке? Сиди себе дома, готовься к скорому замужеству…
— Дядя!!! — воскликнула девушка.
— А что? С клиентами обращаешься по-хамски, работу свою не выполняешь… Идентификатор ей видите ли показалось стрёмным предъявить незнакомому мальчику. А то, что этот замухрышка является Золотым клиентом банка — на это наплевать!
— Он что, действи…
— У этого пацана на счету денег больше, чем стоит все твое приданное!!! — закричал банкир в ярости, после чего сунул идентификатор ей под нос. — Полюбуйся! И счет у него регулярно пополняется на значительные суммы! Ты многих парней знаешь среди своих друзей-знакомых, кто может похвастаться таким состоянием своих финансов? Твои разлюбезные друзья только и умеют, что спускать на ветер имущество, полученное в наследство!
— Форхвит хорошо ведет дела, — пробурчала девушка.
— Верно, только вот другом своим ты его можешь назвать с большой натяжкой, потому как он не любит вашу компанию бездельников и дармоедов, шляющихся по столичным кабакам и ночным клубам.
— Дядя, я в клубах-то была всего пару раз! И мне там не понравилось, я больше не пойду в такое место.
— Хоть это хорошо, — усмехнулся берк. — Это ж надо, как сказанул: «Курица мясистая!» Надо будет рассказать твоим друзьям.
— ДЯДЯ!!! Я прошу тебя! — чуть не плача закричала Дора с лицом, красным как помидор. — Ты мне теперь всю жизнь будешь это припоминать⁈
— Дора, сколько раз тебе говорили, что нельзя судить о человеке по его внешнему виду, а ты… ты… повела себя как… — Доринер огорченно махнул рукой. — Вот вытащим этого мальчика из-за решетки и выдадим тебя за него замуж, будешь знать, как злить клиентов. И не вздумай смотреть на это, как на наказание! Поверь мне, опытному мужику, — это будет твоим счастьем.
— Опять твои шуточки, дядя! Я скорее повешусь, чем стану жить с такой образиной…
— Дурочка ты, Дора, — вздохнул банкир. — Круглая безнадежная… — берк огорченно махнул рукой, так и не закончив фразу.
Я появился в теле «Крыса» в конце восьмого лета, то есть мальчику было семь с половиной лет. Не знаю, где пацан провел свою седьмую зиму, но на восьмую зимовку он ушел в центр разрушенного города, недалеко от которого находился его родной поселок Искателей. Я-то этого не знал — мне в то время все было незнакомым, а память мальчика оказалась закрыта. К тому времени Миля уже чувствовал себя уверенно в опасных местах, ловко обходя пятна остаточной магической энергии. Исследуя руины древнего города магов, Миле удалось забраться через узкие щели в подземелье огромного здания, в котором — О ЧУДО! — было тепло. Это потом уже я узнал, что в городах Срединных гор в древние времена, когда цивилизация магов была в расцвете, зимой было довольно тепло. Древние могущественные маги не стеснялись тратить значительные количества магической энергии на обогрев своих жилищ и садов. Вполне возможно, что теплое подземелье, найденное Крисом для зимовки, обогревалось каким-то подобным магическим устройством, сохранившимся в работоспособном состоянии еще с древних времен.
Это позволило моему Маугли за зиму облазить чуть ли не весь город, удовлетворяя свои любопытство и голод. В руинах города оказалось немало мелких животных, охота на которых позволила мальчику не голодать зимой. Пацан неплохо приспособился подкрадываться к жертве и точно бросать в нее камни, чем и спасался от голода. Многие из этих животных тоже искали в руинах тепло и защиту от холодного ветра и снега. Каждый погожий день Крис, навернув на себя кучу всевозможных тряпок, кожаных обрывков и каких-то шкур, отправлялся в очередную вылазку по развалинам древнего города в поисках еды и каких-либо интересных вещей. Если не считать пищу, то среди находок полезным, как правило, оказывалось лишь то, что можно было использовать для утепления собственного тела. Постепенно в подземелье у Мили накопилась большая гора всевозможных шмоток, даже для меня далеко не всегда понятного предназначения. Что-то мальчишке удавалось приспособить в качестве верхней одежды для прогулок на поверхности заснеженного города, а что-то стало лежбищем для ночного сна. В «спальне» пацана образовалась немалая куча мягкого барахла, в которое Миля зарывался на ночь и спокойно спал в тепле и уюте.
Когда в жизнь Мили пришла девятая весна, его потянуло на исследование и других разрушенных городов. К тому времени пацан уже настолько уверенно себя чувствовал в руинах, что ходил по самым опасным местам практически не таясь. За лето уже по всем Проклятым горам начали гулять слухи о мальце, чувствующем себя в местах, заполненных «духами», как рыба в воде. И практически сразу же повсеместно возобновилась охота Искателей на «Крыса», так как они вдруг осознали ценность подобного «мяса». Но поймать пацана было просто невозможно, поскольку он вообще перестал выходить из опасных зон. За ним можно было лишь наблюдать издалека.
Я тогда совершенно не понимал, почему какие-то мужики и мальчишки так настойчиво гоняются за хозяином моего тела. И не имел никакого представления о том, что это за люди. Я лишь усвоил для себя одну простую вещь — все окружающие относятся к «Крысу» крайне враждебно и ему не приходится от них ждать ничего хорошего. Не раз в нашу сторону стреляли из лука или арбалета, к счастью, всегда мимо, и постепенно Миля опытным путем определил безопасное расстояние, которое ему необходимо было выдерживать между собой и людьми. Нас спасало то, что у мальчишек оружия никогда не бывало, а взрослые держались вдали от опасных мест, ставших для Криса чуть ли не «родными».
8-летним мальчиком Миля стал настолько уверен в себе, что уже не стремился спрятаться сразу же, как только замечал вдали человека. Теперь он просто игнорировал присутствие людей, если только они не пытались к нему подойти ближе чем на три сотни метров. Пацан всего лишь продолжал спокойно заниматься своими делами, не обращая внимания на фигурки людей, виднеющиеся в отдалении.
Результатом такой открытости стало то, что за нами начали все более пристально наблюдать некоторые зрители. Я так понимаю, для большинства зевак мы с Милей были просто диковинкой, неким развлечением вроде наблюдения в зоопарке за экзотическим животным. Кто-то, возможно, пытался понять, как нам удается постоянно лазить по опасным местам и не показывать при этом признаков скорой смерти. Но большинство просто глазело на маленького мальчика, который каким-то образом сумел выжить в Проклятых горах и даже не потерял свою свободу.
Где-то через 8–9 месяцев нашего сожительства с пацаном я научился воздействовать на сознание мальчика! Для этого мне необходимо было усердно думать о чем-нибудь простом, что было доступно для понимания невысоким уровнем интеллекта Мили, и он после определенного периода моих настойчивых усилий начинал пытаться сделать это именно так, как я ему внушил. Первыми такими подсказками были способы сделать себе удобную одежду или обувь из какого-либо найденного барахла. Затем я начал учить мальца использовать различные предметы в качестве оружия или рабочего инструмента. Особо ценными оказывались мои подсказки в ситуациях, когда мы находили какой-нибудь предмет, сам по себе очень полезный, но совершенно незнакомый Миле. Тогда я внушал мальчику, как именно надо его использовать и для чего он предназначен. Со временем нам удалось найти в развалинах несколько образцов холодного оружия в неплохом состоянии, с которыми малец был в состоянии справиться. Это были кинжал, небольшая шпага (для малолетнего пацана вполне могла сойти как двуручный меч), легкая пика и маленький топорик. Я побудил Милю начать тренироваться с этим оружием. Для этого мы сделали несколько корявых снопов, выполняющих роль манекенов, и я начал обучать пацана простейшим приемам и движениям с тем или иным оружием в руках, вкладывая ему в голову образы этих действий.
Так получилось, что в развалинах одного города нам удалось найти относительно ровную площадку, свободную от обломков зданий. Подозреваю, что это место в древние времена было чем-то вроде арены для турнирных боев, окруженной зданиями с балконами для зрителей. Когда все сооружения в городе рухнули, площадка осталась чистой не только от камней, но и от остаточной магии. В то же время подобраться к этой площадке без способности Мили видеть магическую энергию было очень трудно, так как в этом районе города когда-то давно, как мне кажется, шло яростное сражение, после которого местность осталась крайне загрязнена «духами». Естественно, мы с мальцом не смогли пройти мимо такого места, удобного для того, чтобы разбить на нем летний лагерь и тренировочный полигон. Фактически мы на этой площадке прожили пару месяцев до наступления холодов.
Недалеко от этого места, метрах в четырехстах, на склоне горы была небольшой скальный выступ. Поблизости от него не было никаких развалин, но на верхушке этого утеса виднелись остатки когда-то роскошной беседки, откуда наше место обитания легко просматривалось. И через некоторое время мы с Милей стали замечать на этой смотровой площадке постоянного зрителя, часами наблюдавшего за нами. Получалось, что среди любопытных зевак нашелся тот, кого особенно сильно заинтересовали наши с пацаном тренировки. Я прекрасно понимал, что для любого взрослого человека с мозгами был немыслимым тот факт, что совершенно дикий мальчишка вдруг самостоятельно изготавливает манекены и начинает отрабатывать на них приемы владения холодным оружием. И это при том, что ни самого оружия, ни боевых приемов он просто не мог нигде и никогда видеть ранее. Когда мы с мальцом только затевали такую фигню, меня посещали мысли о том, что так можно спалить свое попаданчество в тело Мили, но я от них просто отмахнулся, решив, что все обитатели данного места поголовно безмозглые тупицы. Во всяком случае выглядели они именно так. Однако же оказалось, что я ошибся, и среди них нашелся очень умный мужик. И он стал самым преданным нашим зрителем.
Меня это сильно удивило, поскольку такая настойчивость была нехарактерна для тех людей, кто нам попадался ранее. А потом в один из дней мы вдруг заметили, как на смотровой площадке этот наш преданный фанат машет большим флагом, явно подавая нам сигнал. Прекратив свои дела, мы с пацаном стали наблюдать за мужиком. Тот, заметив, что мы на него смотрим, перестал махать флагом и минут через десять ушел. Мне казалось, что человек нам что-то показывает, но зрение у Мили было так себе, и я мало что смог разобрать. В итоге я решил, что незнакомец таким образом предлагал нам что-то забрать со смотровой площадки.
Немного поколебавшись из-за опасения ловушки, я предложил пацану сходить на это место. Любопытного мальчика долго упрашивать не пришлось и мы стали пробираться в этом направлении со всеми мерами предосторожности. Когда мы все-таки добрались до места, то на самом видном месте обнаружили большой вещмешок, цилиндрический футляр и продолговатый сверток. В футляре оказалась очень качественно сделанная подзорная труба. Развернув сверток, мы нашли великолепный детский или женский лук с полным колчаном стрел. А в мешке был фактически полный набор путешественника или выживальщика. Бог ты мой, чего там только не было!!!
Утром меня разбудил тюремщик, принесший нам завтрак — все ту же кашу, но не вчерашнюю, а свеже-сваренную. После ночных воспоминаний, во время которых я как-то незаметно провалился в сон, я не сразу сообразил, где нахожусь и по какой причине. А когда мне удалось окончательно проснуться, я обратился к своему тюремщику:
— Могу я вас попросить принести нам мяса, вареного или жареного? Четыре куска, каждым из которых можно было бы накормить вот такого проглота, — кивнул я на своих пёселей и протянул стражнику ладонь, на которой лежали две серебрушки.
Запрошенное мной мясо стоило в таверне раза в четыре дешевле, но эти деньги были для меня ерундой. Мужик посмотрел на деньги, дернул бровями вверх и буркнул: «Сделаем», после чего подставил под монеты свою лопатообразную ладонь. Через полчаса нам принесли еще теплые две тушки местных птиц, очень напоминающих земных куриц, которые были хорошо прожарены на открытом огне.
Когда мы закончили с собаками пировать, я снова завалился на свою лежанку, а мои питомцы стали по очереди класть мне свои головы на грудь и живот, требуя, чтобы я их почухал. Мне было не облом ласкать своих щенков-подростков, тем более, что это не мешало моим воспоминаниям.
Вернувшись в лагерь, мы с пацаном вывалили все содержимое мешка наружу. Миля попытался с любопытством рассмотреть и повертеть в руках каждую вещичку, но я его подтолкнул к тому, что с дарителем надо расплатиться чем-нибудь из нашей добычи. Мальчик еще до моего появления уже составил определенное представление о том, что ценится обитателями этих мест среди барахла, попадающегося в развалинах. Он ведь какое-то время подсматривал за Искателями и «мясом». Я об этом не знал, но иногда улавливал отзвуки его эмоций при виде того или иного предмета, которые мы находили в руинах. Мне это позволяло догадываться, что данные предметы ценятся местными.
Поэтому за прошедший год моего присутствия в голове мальчика мы успели насобирать всяких разных предметов, которые можно было бы обменять на что-то, полезное нам. Вот как раз и настал тот случай, когда надо было подобрать что-нибудь достаточно ценное, чтобы достойно отблагодарить мужчину. Я прекрасно понимал, в отличие от мальчика, насколько ценные вещи мы получили, но ни он, ни я совершенно не разбирались в добыче, ради которой Искатели загоняли детей в опасные зоны. Кстати, я к тому времени уже начал догадываться о характере взаимоотношений между взрослыми и малолетними обитателями этих мест. Я понял, что эти местные мужики были не отцами, которые вывели своих детей на семейный промысел. И я догадался, что нас с Милей ждет, если нас поймают — мы просто станем рабами. Такими же, как и эти несчастные дети.
Так вот, исходя из такого нашего примитивного представления о ценности тех или иных вещей, найденных нами, мы отобрали из наших запасов лучшее, завязали это в кусок тряпки и отнесли данный узелок на то место, где обнаружили мешок с вещами. И только после этого я начал обстоятельно знакомить Криса с подарками. Обращая внимание поочередно на тот или иной предмет, я мысленно представлял картинку или сценку, демонстрирующую то, как им можно выполнять полезное действие. Например, взяв маленькие щипчики, мы с Крисом начали учиться обрезать ногти. Без крови конечно дело не обошлось, но минут через двадцать пальцы на руках и ногах у нас были более-менее в порядке. Затем мы затеялись разводить костер, так как среди вещей в мешке нашелся набор для розжига огня.
Мы с пацаном видели издалека, как местные люди сидели возле костров, но я так и не понял по его реакции, как мальчик воспринимает огонь. Однако я точно был уверен в том, что Миля совершенно не представляет, как нужно организовать костер. На то, чтобы развести огонь, у нас с пацаном ушло не меньше часа. И еще, наверное, столько же ушло времени на игры с пламенем, во время которых я пытался внушить мальчику технику безопасности при обращении с горячими предметами, с тлеющим углем, с пламенем. Кстати, судя по реакции мальца на огонь, когда он вдруг загорелся прямо у него под носом, я понял, что мальчик раньше уже сталкивался с ним и довольно близко. Он его совершенно не боялся, но знал, что им можно обжечься.
