— Ну что же, когда поднаберешься опыта, обязательно заходи поздороваться, — говорит он ей.
— Хорошо, — отвечает она, осмелев от кампириньи, — но как я могу набраться опыта, не работая?
Старый как мир вопрос, который задают представители всех без исключений поколений. Но хотя ей он кажется вполне здравым, все мужчины вокруг взрываются хохотом. Не зная, как на это реагировать, Джемма смеется с ними.
— Вот это настрой! — загадочно восклицает Морис и опять поворачивается к Саре.
Приходит еще одна девушка — в сопровождении мужчины с волосами, так густо намазанными гелем, что их можно принять за резиновую шапочку для душа. Когда Сара пересаживается на дальний конец стола, он устраивается рядом с ней. Новенькая проскальзывает между Джереми и Джеммой.
Она восхитительна. Шелковистые спадающие на плечи волосы и золотистые миндалевидные глаза, цвет которых подчеркивают искристые сапфиры и металлический блеск золота. И пахнет она роскошно — восхитительно чистый и свежий аромат лимона, мяты и забытого с детства полевого цветка, бурно смешивающийся с ароматом жасмина над их головами.
Когда ей наливают бокал шампанского, она поворачивается к Джемме и окидывает ее оценивающим взглядом. Но не стервозным, а дружелюбно-нейтральным.
— Мне нравятся твои волосы, — говорит она.
— Спасибо, — благодарит Джемма, — у меня бабушка с Барбадоса. Но мне всегда хотелось волосы как у тебя.
Волосам соседки действительно можно только позавидовать — гладким, прямым, чуть завивающимся на кончиках, как у русалки.
Сара встает и уходит. Вслед за ней буквально через пару секунд выходит и мужик с резиновой шапочкой для душа на голове. Но ведь вечеринка еще не подошла к концу, правда? Хотя больше никто, похоже, даже не думает двигаться с места. Глядя в спину удаляющемуся соседу, пара мужиков перебрасываются какой-то шуткой.
— Нет-нет, — отвечает ее новая подруга, — у тебя совершенно особенные волосы. Если добавишь еще несколько золотистых прядок, будет просто обалдеть.
— Отличная мысль, Мелани, — отзывается на это Татьяна, — надо будет над этим подумать. Правильно я говорю, Джулия?
Услышав свое имя, та тут же поворачивается и переспрашивает:
— Что?
— Волосы Джеммы. Мелани считает, что Джемме лучше мелировать их золотистыми прядками.
— Слушай, а ведь правда! — восклицает Джулия. — Отличный план. А если еще осветлить их в целом на пару тонов, получится просто бесподобно. Тебе очень пойдет блонд, с твоим цветом кожи. Сочетания цветов, которых не существует в природе, могут быть очень привлекательными.
— Может, светло-каштановый? — спрашивает Татьяна. — Чтобы на фоне золотистые прядки выглядели еще ярче?
— Идеально! — говорит Джулия. — Тогда забронирую мастера на завтра. — И отворачивается обратно.
Джемма немного растеряна. Она с семи лет запретила маме принимать за нее решения во всем, что касается внешности. Но эти дамы заботятся о ее карьере. Они — эксперты. Это другое.
Но как объяснить маме. И той захочется узнать, откуда у нее на это деньги. «Ладно, скажу, что волосы мне покрасила Наз. Мама в жизни не отличит работу профессионального мастера. А Наз не будет возражать, она умеет импровизировать».
[22] Коктейль из кашасы, лайма, льда и тростникового сахара.
Остров
Август 1985 года
27
Слыша голос Татьяны, Мерседес понимает, что та уже встала. И уже что-то клянчит.
— Но почему, пап? Замок — полный отстой. Там смертельно скучно, абсолютно нечем заняться. Ну почему, почему я должна там остаться? Эта чертова посудина и так без конца стоит на приколе, а стоит тебе наконец-то куда-то отправиться, ты меня выгоняешь.
— Поездка только для мальчиков, милая моя, и ты это хорошо знаешь.
— Для мальчиков, для мальчиков. Я тебя умоляю, они же все — дряхлые старики.
— Это еще один повод не болтаться тебе с ними рядом, — говорит он.
— Но... Ну, пап, пожалуйста. Я все равно почти как мальчишка.
— Ну не скажи, — отвечает он.
Они выходят на свет. Отец в хлопковых шортах в клетку, мешком свисающих до самых колен, и белом махровом халате, достаточно большом, чтобы сшить из него теплое зимнее одеяло. Дочь умоляюще висит у него на руке, как обычно прижимаясь к ней грудью.
Завидев Мерседес, Татьяна тотчас прерывает свой монолог:
— А, это ты... Давно здесь?
— С девяти, — отвечает та.
Как и каждое утро. Так указано в ее контракте. С девяти и пока не скажут «свободна». Первый час или два она ежедневно тратит на ожидание. Но она не против: часто это самое приятное время за весь день. Персонал относится к ней по-доброму и балует, будто считая своим долгом ее за что-то вознаградить. Может, потому, что она не перестала говорить «спасибо» и «пожалуйста». Теперь, запомнив расписание Татьяны, она прекрасно проводит время, пробуя всевозможные свежевыжатые соки — сегодня арбузный, вкуснее всех предыдущих, — а заодно и пирожные, которые шеф-повар готовит своими прохладными обсыпанными мукой руками в недрах корабля. А однажды она даже встретила капитана, представившегося Филиппом, словно она не простая местная девчонка, а кто-то, с кем стоит поговорить.
Татьяна выпускает отцовскую руку, подходит к столу и хватает с тарелки Мерседес сфольятеллу [23]. Как будто хочет на что-то этим намекнуть. Буравит Мерседес властным взглядом, вгрызаясь в выпечку.
С тяжелым вздохом, вызывающим ассоциации с гидравлическим насосом, Мэтью опускается на шезлонг, жалобно скрипнувший под его весом.
— Деточка, это ведь всего на две ночи.
