— В самом деле? И что же вы хотели?
— Колу.
— Простите?
— Колу. — Татьяна смотрит на нее как на идиотку.
— Простите, но я не поняла, — качает головой Донателла.
— Я сказала, что хочу взять колу. Кока-колу! Capisce?
Стол затихает. Парни благоговейно взирают на грудь Донателлы, в глазах девушек тоже трепет, только совсем другого типа. «Никто и никогда не давал Татьяне отпор, — думает Мерседес. — Не только мы. Эта публика с яхт ее тоже боится».
— А-а-а-а-а! — произносит Донателла. — Вы хотели заказать кока-колу! А вы знаете, что к ней прилагается некое слово?
— Что?
На лице Татьяны такое потрясение, будто ее попросили подтереть задницу.
— Давайте я сейчас отойду, а вы пока попытайтесь его вспомнить.
С этими словами Донателла величественно поворачивается и уходит.
— Что это было? — спрашивает Хьюго.
— Ох, боже… — отвечает Татьяна. — Прошлым летом мы взяли на работу ее сестру, и теперь они задрали нос выше некуда.
— Серьезно? — спрашивает Алекса.
— Ну да, — отвечает она. — Ко всему прочему, она оказалась полным дерьмом, и терпели мы ее исключительно по доброте души.
Донателла застывает как вкопанная. На ее лице мелькает ярость. «Помню я, как вы себя с нами вели, — говорит выражение ее глаз. — Но больше мы это терпеть не будем». Мерседес, стоя в двери, посылает ей отчаянные сигналы, всеми силами стараясь привлечь внимание. «Нет. Нет, Донита, не делай этого. Брось, моя вспыльчивая, безрассудная сестренка. Оно того не стоит».
Но Донателла шагает обратно к столику и говорит:
— А теперь вон отсюда.
Они отшатываются и в замешательстве переглядываются друг с другом.
— Как… Все? — смиренно спрашивает один из Хьюго.
— Нет, — отвечает Донателла, — только она. — И тычет пальцем в Татьяну. — И не возвращайся, пока хотя бы немного не научишься хорошим манерам.
Татьяна на глазах надувается, напоминая бойцового петуха, готового к драке.
— Что ты сказала?
— Ты меня услышала, — отвечает Донателла. — Вон отсюда! — И для пущей ясности показывает на выход.
— Ты не посмеешь!
— Еще как посмею, уж поверь мне! — гнет свое Донателла. — Вали отсюда!
За лето ее английский стал намного лучше.
Татьяна вскакивает на ноги и орет:
— Я клиентка! Я тебе плачу!
— В прибыль от стакана колы не заложена наценка за грубость, — отвечает ей Донателла.
— Ах так! — рявкает Татьяна. — В таком случае знай, что только что ты растеряла всю свою клиентуру. — И победоносно оглядывает сидящих за столом, явно ожидая, что приятели тоже немедленно бросятся собирать вещи.
— Какая трагедия, — говорит Донателла.
— Вокруг полно других мест, где нам будут только рады, — продолжает Татьяна, оглядывает стол и видит, что никто не двинулся с места. Все не отрывают глаз от скатерти, словно думая о чем-то другом. — Кем ты себя вообразила? — визжит Татьяна.
Донателла выпрямляется.
— Я — Донателла Делиа. И я говорю тебе убираться из моего ресторана.
41
— Остается только надеяться, что на этом она и остановится, — говорит Мерседес.
— Что ты имеешь в виду? — спрашивает Донателла, сидя на кровати.
— Донита, ты не хуже меня знаешь, какая она мерзкая.