— И с чего бы?

— Так ведь в комсомол с четырнадцати берут! — нашелся я. — А это почти как в партию вступить. Та же ответственность и к комсомольцам прислушиваются, как к взрослым.

— Не знаю я про паспорта. У меня вот нет паспорта и ничего, — пожал плечами отец.

Свернув разговор, я ошарашенный решил попозже все же прояснить для себя этот вопрос.

— Туполев недавно паспорт делал! — вдруг вспомнил я, где все же видел знакомый документ.

С Андреем Николаевичем я поговорил уже на следующий день. Тот хоть и удивился моему вопросу, но ответил обстоятельно.

— Меня же поездкой заграницу премировали, — объяснял он. — Для того чтобы страну покинуть, документ нужен. Вот мне заграничный паспорт и делали. А так внутри нашей страны он не очень-то и нужен.

Нда… чем дальше, тем чудесатее. А я почему-то думал, что ни одно государство в мире без «клеймения» своих граждан паспортом обойтись не может.

Через неделю после моего дня рождения вернулись из пионерлагеря наши ребята. Так совпало, что в это же время в газетах написали об открытии в Крыму оздоровительно-санаторного пионерского лагеря «Артек». Вот там судя по описанию журналистов было примерно то, что я и представлял, когда впервые услышал про пионерские лагеря. Только брали в Артек не всех подряд, а лишь туберкулезников. Как видно сейчас считали, если ты здоров — трудись, как наши ребята.

Я же из пионеров ушел. Нет, не просто так — теперь я стал комсомольцем. В отличие от становления пионером, набор в эту организацию был еще жестче. Хотя бы потому, что здесь за тебя должны были поручиться. Либо двое других комсомольцев, имеющих стаж и «вес», либо член партии. Кроме этого нужно было заучить устав организации и ответить комитету комсомола на ряд вопросов про видных деятелей партии, значимые даты в истории и цель становления комсомольцем. Если комитет устраивали твои ответы, то происходило зачисление. С поручительством проблем не возникло, хватило слова моего отца. А вот устав мне пришлось буквально зубрить, как и даты. Но ничего, справился. Скажете, для чего мне это? Да потому, что чем дальше, тем больше я убеждался, что чистый конструктор из меня не выйдет. На фоне того же Туполева я смотрюсь откровенно блекло. Хоть и умею уже не мало, но конкуренция — такая вещь… Я ведь вижу, как тот же Андрей Николаевич с Поликарповым соревнуются, доказывая, кто из них лучше, и чей проект нужно реализовывать в первую очередь. Да и ходит на задворках сознания что-то про репрессии, которые Сталин будет устраивать в конце тридцатых годов. Кто попадет под каток и почему — мне сейчас непонятно, но самому оказаться под этим катком не хочется. А вот то, что Туполев, как и много раз вспоминаемый мной раньше Королев, будут осуждены и какое-то время будут «чалиться» — я помню. Соответственно, если я хочу иметь хоть какую-то возможность это изменить, надо идти в политику. Путь в которую для меня лежит через комсомол и как стану старше — вступление в партию.

Постройка торпедоносца затянулась до конца года. В основном из-за чехарды с моторами и низкой квалификацией обычных рабочих, занимавшихся сборкой и отладкой самолета. Квалифицированных рабочих катастрофически не хватало, за каждого специалиста шла чуть ли не драка между заводами. При этом производство нарастало не только в авиации, но и в других отраслях.

С моторами была своя заморочка. Изначально планировалось ставить канадские «Лионы», но после сборки опытного образца и первичного полета с ними возникли проблемы. В итоге решили заменить их на французские «Лорены» схожей мощности. Своих моторов в стране еще не было, хотя над устранением этого пробела и работали. Вроде как для начала хотели купить готовое производство по концессионному договору, после чего уже и модернизировать иностранный мотор силами собственных инженеров. Может, что и получится. В будущем у страны были уже свои моторы, это я знал.

На фоне собственных проблем рождение у Андрея Николаевича сына прошло для меня фоном. Только через пару месяцев заметил, что тот стал гораздо меньше высыпаться. Тут я его прекрасно понимал — сам еще недавно просыпался по ночам от побудок сестры. А на меня после становления комсомольцем навалились новые обязанности. Комсомол был в каком-то смысле оперативным резервом партии. Молодыми и способными людьми затыкали дыры в важных для страны направлениях: в строительстве и образовании. Грамотность населения была крайне низкой. Что сказывалось и на качестве строительства, и на проведении промышленной революции. Для стройки я еще был маловат, а вот как лектора для проведения вечерних занятий вполне пригодился. Тут же сказалось и то, что я уже имел некий опыт в преподавании, когда подтягивал одноклассников.

Теперь по вечерам после работы в КБ я задерживался в сборочном цеху и преподавал русский язык и математику. Ничего серьезного — чисто уроки начальной школы, но для вчерашних крестьян, спешно набранных для выполнения простейших работ, и то было не мало. Хотя взрослые мужики поначалу и стеснялись, что их обучает молодой пацан, еще даже не достигший совершеннолетия. Помогало только то, что за мной незримо стоял авторитет партии, которую представляли в том числе и комсомольцы, и лично Туполев.

А в начале декабря произошло знаковое уже лично для меня событие. Я познакомился с Людой Говориной. Это было в воскресенье. Несмотря на свою занятость, совсем уж от ребят во дворе я не отрывался и часто ходил с ними гулять. Летом на речку или просто на площадь, зимой — на лыжи и каток. Вот на катке то я и встретил смешливую Люду. Она удивительно хорошо каталась, и привлекала внимание всех парней, выполняя сложные для остальных прыжки и кружение на месте на одной ноге. Со мной ее познакомил Ленька — сосед по дому. Они учились в одном классе. В отличие от Люды, мое умение кататься на коньках оставляло желать лучшего. Держаться и не падать еще мог, но вот хотя бы идти быстрым шагом было уже трудно. Уж не знаю почему, но она вызвалась меня поднатаскать, а я отказываться не стал. Каток был неофициальным местом свиданий, где можно было без опаски за моральную сторону вопроса прижать к себе партнершу. А то время было достаточно пуританское — даже просто ходить за ручку можно было лишь с той, кого считаешь своей девушкой. Целоваться на людях или откровенно обниматься у всех на виду? Да ни за что! За это можно было и на совете школы оказаться, где устроят публичную «порку» с занесением в личное дело. Но вот так — вроде как случайно придержать, чтобы не упасть — на это смотрели уже более терпимо. Чем я и воспользовался. Люда мне понравилась и в один момент, когда она меня поддерживала и поправляла движения, я все же не удержал равновесия и полетел на лед. Люда, державшая меня за руку, полетела следом. В итоге мы оказались лежащими друг на друге. Между нами оказалось всего пара сантиметров и я, смотря в серые красивые глаза, не удержался и чмокнул девчонку в губы. Та зарделась и тут же попыталась встать. Получилось у нее не сразу. Но когда мы все же поднялись, она лукаво посмотрела на меня и заявила:

— Ну теперь ты просто обязан на мне жениться!

С того момента мы стали с ней встречаться.

Январь — ноябрь 1926 года

— Кто это была такая? — остановил меня возмущенный с нотками обиды голос Кати.

Я как раз возвращался домой с катка вместе с Людой. Так получилось, что нам было по пути примерно до улицы, где я раньше жил, после чего девушка сворачивала к себе, а я шел дальше. Неудивительно, что Катя нас заметила. И как только мы с Людой расстались, она не поленилась догнать меня и задать свой вопрос.

— Моя подруга. А что? — пожал я плечами.

— С подругами под ручку не ходят! А как же я?

Я аж растерялся от последнего вопроса.

— А что ты? — не придумал я ничего лучше.

Претензии в голосе девчонки я не понял, да и с чего? Ей только двенадцать лет, я ее никогда своей девушкой не рассматривал, да и рядом с пятнадцатилетней Людой Катя совсем не смотрелась. Может позже она и округлится в нужных местах, но пока что — ребенок ребенком.

— Дурак! — крикнула девчонка и со слезами на глазах убежала.

Покачав головой на такое заявление, я пошел дальше. Что-то объяснять ей я не видел смысла. Да и как сейчас с ней говорить? Она там себе что-то придумала, а мне разбираться в этом? Захочет, сама подойдет, и мы поговорим.

Меня больше волновало свое собственное будущее. Работа над торпедоносцем шла к логичному завершению. После первых полетов и доработок, самолет вскоре должен был пойти в серию. Андрей Николаевич уже думал над новой моделью, уже чистого бомбардировщика. Я же гадал, чем могу помочь ему в совершенствовании самолета. Пока все, что приходило в голову — помочь в улучшении точности сброса бомб. Электросбрасыватель уже был изобретен, но все равно процент попаданий при бомбометании был низок. Была мысль приделать к бомбе «крылышки» — вот только это хоть и увеличивало дистанцию удара, позволяя не попадать в зону действия ПВО, но попутно снижало точность до вообще около нулевых величин. Все, что я смог предложить — способ сброса бомбы при пикировании. Однако Андрей Николаевич воспротивился этой идее — для подобного способа нужно было сильно менять конструкцию самолета, повышая его прочность, а значит — снижать грузоподъемность. Иначе самолет из пикирования просто не выйдет. Однако саму идею запомнил, и все же стал ее прорабатывать.

И все же кое-какой вклад в новый самолет я внести смог. В основном это касалось внутреннего размещения оборудования. Пообщавшись с летчиками, которые проводили первые тестовые полеты, я сделал упор на комфорт пилотов. И во время обсуждений конструкции самолета не раз указывал на важность этого, не очевидного тогда для большинства конструкторов, параметра. Вот тут Андрей Николаевич мне возражать не стал, заодно поручив провести необходимые расчеты по «перепланировке» салона. После этого я перестал ощущать свою бесполезность и ненужность в КБ. А то совсем уже веру в себя стал терять.

Мои отношения с Людой продолжали развиваться. Так я узнал, что ее мама является балериной и именно она научила дочку так искусно кататься на коньках. Отец же был писателем, привив дочке любовь к литературе. При наших встречах Люда часто делилась, какую книгу недавно прочитала, что нового было издано в печати и какую пьесу ставят в театре. Когда мы оставались наедине, она была не против более тесного контакта — целовались мы часто, да и при обниманиях позволяла мне некоторую фривольность. Но все равно только до определенного предела. А вот с Катей мои отношения испортились капитально. Девчонка так и не подошла ко мне для разговора, в школе подчеркнуто меня игнорировала, а когда я попытался просто с ней поговорить, демонстративно фыркнула и сбежала. Больше попыток наладить контакт с ней я не делал.

В мае в Англии разразилась стачка рабочих. Она была столь массовой, что о ней писали во всех газетах. Более того, на это событие по решению президиума отозвались все профсоюзы в нашей стране, и каждый рабочий сделал взнос в поддержку английского пролетариата. Это не осталось незамеченным правительством Англии, и те не замедлили выслать ноту протеста. Да и вообще обвинили СССР во вмешательстве во внутренние дела Великобритании. Что изрядно осложнило работу наших дипломатов. Торговля с этой страной не остановилась, но палки в колеса нашей промышленности путем ограничения покупок в Англии станков, двигателей и прочих товаров, стали вставляться регулярно. Да и в наши отношения с другими странами Запада, особенно с Германией, британцы принялись влезать с утроенной силой. Все это я узнал уже от нашего представителя по закупкам, когда снова встал вопрос по двигателям для нового самолета.

Не имея возможности существенно помочь с конструированием бомбардировщика, я сосредоточился на ином. Никто с меня обязанность обучения новых рабочих грамоте не снимал и в итоге я столкнулся с тем, что многое приходится объяснять наглядно. Когда повторяешь одно и то же по несколько десятков раз хочется хоть как-то облегчить свой труд. Вот мне и вспомнились «3д» книги для детей из моей прошлой жизни.

С моей идеей мне помогла Люда. Да и задумался я о такой книге после тесного общения с ней и когда примерно узнал, что сейчас издается для обучения. Она познакомила меня со своим отцом. Илья Романович Говорин оказался мужчиной лет сорока, довольно подтянутым с легкой проседью в висках. Говорил напористо, при этом не мог стоять на месте во время разговора. Меня сначала встретил настороженно, но после первых минут общения оттаял и в последующие мои визиты в дом Люды встречал с улыбкой, тут же начиная делиться со мной, какую книгу и о чем он сейчас пишет и какие трудности у него возникают.

— Вот вы, Сергей, пионер. Один из первых в нашем городе! — говорил Илья Романович, ходя влево вправо по комнате. — Скажите, какие чувства испытываете от того, что состоите в такой организации?

— Я вообще-то уже комсомолец, — осторожно заметил я.

— Мда? Ну, ничего страшного. Ведь были пионером?

Я кивнул.

— Вот! Тогда вы в состоянии мне помочь! Чем занимались, когда были пионером? Что чувствовали, когда повязали галстук? Помните тот момент? Мне это очень нужно! Без ваших впечатлений, без вашего опыта, моя книга не состоится! Я хочу описать историю о первых пионерах, как они важны для нашей страны, как куются их сердца, как…

Илья Романович продолжал мне описывать, что он хочет услышать, ведь это очень важно — информация из первых уст. Только так можно написать не просто книгу на животрепещущую тему, но и очень интересную, которая будет одобрена и пойдет в печать.

Я согласился помочь и стал желанным гостем в доме Говориных. Ну и в одном из разговоров получил согласие отца Люды свести меня с издателями, чтобы я мог обсудить напрямую мою задумку. Возможно ли ее воплощение и что нужно от меня.

Вот тут меня ждало новое препятствие. С 1921 года постановлением Совнаркома все учебники издавались только Госиздатом после предварительного утверждения. А моя книга как раз и попадала под категорию «учебник». С одной стороны это означало, что фиг кто мою книгу выпустит без высочайшего одобрения комиссии. А с другой — если одобрят, то ее будут печатать в центральных типографиях страны массово. Но как добиться одобрения?

Для начала я договорился с редактором частной типографии Леонидом Авдеевым о печати одного экземпляра моей книги — «на пробу», ну и чтобы было, что показать. Без связей Ильи Романовича он бы меня даже слушать не стал, так что можно сказать повезло. Правда он поставил условие — печатать я буду за свой счет. И это мне еще пошли навстречу — с бумагой, как откровенно признался Леонид Сергеевич, были большие проблемы. Ее отпускали очень ограниченно из-за огромного дефицита. Основные поставщики бумаги были за границей — Финляндия, Эстония, Латвия. И все эти страны относились к СССР мягко говоря не очень. Своей бумаги в стране еще практически не было, хотя работы в этом направлении и шли. Так что и учебник у меня получится «золотой». Но я надеялся, что когда я смогу его показать редакционной комиссии того же Госиздата, то он найдет у них отклик и книга пойдет в печать. Ну а меня хотя бы премией наградят, возместив расходы. Насколько я прав, покажет время, а пока я с энтузиазмом принялся адаптировать имеющийся у меня учебник грамматики, делая пометки — какие рисунки должны быть для наглядности и как они должны складываться, чтобы при раскрытии разворота получали «объем».

Люду моя идея тоже захватила. Девушка почувствовала свою причастность к созданию чего-то большого, о чем можно будет хвастаться и чем гордиться в будущем, и много помогала мне. Что еще сильнее сблизило нас.

Пока я был занят идеей создания собственной книги, дома все шло своим чередом. Так мне казалось. Вот только отец все чаще и чаще приходил домой все более смурным. А в один из вечеров и вовсе пришел изрядно выпившим. Мама, когда это увидела, устроила ему сущий допрос и в конце концов он раскололся:

— Старых, проверенных революционеров, отстраняют от власти, — признался он. — Понабрали неграмотных, из-за чего собирать Съезды стали редко — слишком это хлопотно, и теперь большинство вопросов решает Политбюро. И вот буквально сегодня из его рядов исключили товарища Зиновьева! Сталин и в сторону товарищей Каменева с Троцким нападки делал, но Лев Давидович — глыба! Пусть я и не согласен с ним в вопросе Мировой революции, что надо делать ее прямо сейчас, но без него наша армия гражданскую бы не выиграла. Кто руководил реввоенсоветом? Троцкий! А его с поста поперли. Ладно, я тогда думал, освободили его, чтобы пользу нес в составе политбюро. Это важнее. А теперь? Что если он следующий на очереди?

Отец оказался прав. После отставки Зиновьева прошло всего три месяца, как из состава членов и кандидатов в политбюро исключили и Каменева и Троцкого. И почти сразу затем — Орджоникидзе. Тоже из «старых» партийцев, так к тому же из бывших дворян. Я вообще удивился, сколько в «старой гвардии» у руля стояло людей с дворянскими корнями. И это в «пролетарской» партии! Похоже, смерть Ленина развязала Сталину руки. Вон как он лихо взялся за «чистку» госаппарата от тех, кто был приближен к Владимиру Ильичу. Но пока делает это бескровно. Если верить тем историям, что я читал о нем в прошлой жизни, в будущем он таким деликатным уже не будет.

Мой пятнадцатилетний юбилей я встретил с семьей на берегу речки. Кроме родителей и сестры, пришли Люда, Борька, несколько одноклассников, с кем я больше всего общался в школе, и неожиданно — Катя. Девчонка подарила мне грубо сделанный из бумаги макет самолета — «моего» СОга. До этого наше общение почти прервалось, поэтому я очень удивился ее появлению. Катя пыталась вести себя как ни в чем не бывало, но всякий раз, когда видела рядом со мной Люду, на ее лицо падала тень. В итоге просидела пару часов и все же ушла. Борька подарил книгу по радиотехнике и большую часть вечера рассказывал, как у них с Поликарповым продвигаются работы. Николай Николаевич оказывается в этом году тестировал ни много ни мало, а первый советский учебный самолет. Двухместный биплан. Первый полет самолет совершил еще в начале года, и сейчас шла его доводка. Сами полеты проходили на опытном аэродроме на Ходынке, но я там в последнее время бывал редко, чаще находятся в здании КБ, вот и прошла эта новость мимо меня.

Отец же в качестве подарка соорудил на заводе из металлических обрезков настоящую коптильню. И сейчас мы все лакомились рыбой, закопченной в ней. Получилось обалденно вкусно.

Ребята скинулись и в качестве подарка вручили мне старый граммофон с напутствием: довести его до ума, чтобы музыку дольше играл. Сказано было со смехом, но намек более чем прозрачный — мой «огнефон» до сих пор был у учителя музыки, напоминая мне о собственном фиаско. Ну и остальным тоже не давая забыть.

Люда удивила больше всего, подарив мне новейшую книгу Александра Беляева «Властелин мира» с подписью автора. Наверняка без помощи ее отца не обошлось!