— Ты пялишься, — бормочет он, не встречаясь со мной взглядом.

Я цепляюсь за него, едва в состоянии держать голову высоко, когда усталость давит на меня.

— Как тебя зовут? — шепчу я в тишине.

Его челюсть напрягается, когда мы подходим к моей комнате, и он удерживает меня в своих объятиях, высвобождая руку, чтобы протянуть и открыть дверь. Он заходит в темную комнату и ведет меня прямо к кровати, укладывая на нее, не глядя мне в глаза. Я быстро понимаю, что мои усилия по раскрытию таинственной личности этого человека окажутся сложнее, чем я когда-либо думала.

— Знаешь, — говорю я, когда он натягивает мне одеяло до подбородка. — В следующий раз, когда ты трахнешь меня вот так, я хочу иметь возможность выкрикивать твое имя.

— О, я заставлю тебя кричать, — говорит он мне, возвращаясь к двери. — Но это не мое имя будет на твоих устах.

— Осмелюсь спросить, что это будет?

Он смотрит на меня, затаив дыхание, его порочный взгляд такой напряженный и полный тайны.

— Я еще не решил, Милый Ангел, — говорит он. — А теперь отдыхай. Тебе это понадобится.

И с этими словами он ушел, оставив меня в темноте, а воспоминания о том, как я лежала на его кровати, оставляют меня засыпать под самую сладкую колыбельную, которую я когда-либо слышала.

10

КЬЯРА

Кровать прогибается рядом со мной, и как только мои глаза распахиваются навстречу яркому свету нового дня, тяжелая рука зажимает мне рот.

— Тише, красотка, — слышится в комнате сильный румынский акцент, только это не тот румынский акцент, с которым я знакома. — Если ты хотя бы попытаешься пискнуть, я сверну тебе шею прежде, чем ты успеешь издать хоть звук.

Страх сжимает мою грудь, когда я смотрю на незнакомого мужчину, чем-то похожего на того, кто заявил на меня права на аукционе, и в то же время совершенно другого. Может быть, брат? Двоюродный брат? Его лицо шире, а глаза почему-то кажутся слишком близко посаженными, чтобы считаться красивыми.

Он наклоняется прямо ко мне, прижимаясь к моему рту, чтобы я замолчала. Его большая ладонь почти закрывает мой нос, из-за чего дышать становится почти невозможно. От его кожи исходит ужасное зловоние, от которого у меня к горлу подступает желчь, но когда он хватает другой рукой мое одеяло и срывает его с меня, страх превращается в тошнотворный ужас.

Его темные глаза начинают сканировать мое обнаженное тело, и я тут же проклинаю себя за то, что так быстро уснула прошлой ночью. Я должна была заставить себя одеться. Мне не следовало терять бдительность, но когда мой румынский похититель закончил со мной, усталость быстро взяла верх. Как он и обещал, я забыла, как, черт возьми, оказалась здесь, но теперь, на пороге нового дня, сексуальный туман рассеялся, и я слишком хорошо осознаю окружающие меня опасности.

Я пытаюсь вывернуться из-под его хватки, но он быстро хватает меня за руки, удерживая под своим весом.

— Я не понимаю, — говорит он, его голодный взгляд скользит по моему телу, и по моей коже пробегают мурашки. — Здесь нет ничего особенного. Что Киллиан нашел в тебе?

Киллиан? Это его имя?

Я тяжело сглатываю, слезы наворачиваются на глаза, но я отказываюсь сморгнуть их, в ужасе от того, что они упадут, и он каким-то образом победит в... чем бы, черт возьми, это ни было.

Все, что я знаю, это то, что это нехорошо. В его глазах есть злоба, которой я не видела у другого парня — Киллиана. В нем есть что-то мерзкое, что заставляет меня хотеть бежать как можно дальше. Черт возьми, я даже не могу позволить себе задуматься, где я слышала это имя раньше.

Он прижимается ко мне всем весом своего тела, нависая надо мной и заставляя мои ноги раздвинуться, когда поднимает оба моих запястья к лицу и берет их в руку, которая зажимает мой рот. Я обездвижена, не в силах сдвинуться ни на дюйм, и когда он до боли прижимает колени к верхней части моих бедер, я полностью прижата и раздвинута, мое тело теперь свободно открыто для него, чтобы брать его так, как ему заблагорассудится.

Я не могу больше сдерживаться, и слезы, наконец, начинают катиться по моим щекам.

Я не в состоянии закричать или сделать хоть что-нибудь, чтобы спастись, и когда он убирает свободную руку и опускает ее между моих бедер, я предпринимаю последнюю бесплодную попытку отбиться от него.

Он слишком большой. Слишком сильный. У меня нет ни единого шанса.

Я в его власти.

Я чувствую его пальцы на входе в меня за мгновение до того, как он грубо вонзает их в меня. Я вскрикиваю, звуки приглушены его рукой, зажатой мне рот.

— Ааааа, теперь это имеет смысл, — бормочет он, снова и снова прикасаясь пальцами. — У тебя маленькая тугая пизда в сочетании с этим хорошеньким личиком.

Слезы текут тяжелыми потоками, застилая мне зрение, но я не отрываю взгляда от окна, отказываясь встречаться глазами с этим мудаком, когда он насилует мое тело, беря меня так, как будто имеет на это право. И хотя я на самом деле не знаю своего похитителя и на что он способен, я почему-то чувствую, что ему это не понравится. По крайней мере, я надеюсь, что это не так. Альтернатива заключается в том, что он точно знает, что здесь происходит, и дал этому мудаку свое полное согласие насиловать меня любым способом, который он сочтет нужным.

Он отрывает свои пальцы от меня и тянется к ширинке, с легкостью расстегивая пуговицу.

— Интересно, насколько ты тесная на самом деле, — бормочет он, расстегивая молнию.

Я пытаюсь сбросить его с себя, когда его колени начинают врезаться в мои бедра, отчаянно пытаясь закричать под ним, но из моих уст не вырывается ни звука. Я хватаю ртом воздух в его руке, изо всех сил пытаясь сделать глубокий вдох, и как только он залезает в штаны и сжимает член в кулаке, раздается стук в дверь.

Он замирает, и короткая вспышка страха в его глазах говорит мне, что мои подозрения были верны. Он не должен быть здесь, и если он боится моего похитителя, это должно означать, что он ниже его в пищевой цепочке.

— Кьяра, милая. Ты не спишь? — доносится женский голос с другой стороны двери.

Я сразу узнаю приятный тон личного шеф-повара, с которым познакомилась вчера. Кирстен, может быть. Кристи? В моей голове сейчас не то место, чтобы пытаться вспомнить ее имя.

Моя грудь вздымается, когда нападающий надвигается на меня, сильнее прижимаясь к моему рту, суровое предупреждение сохранять тишину, поскольку его слова, сказанные ранее, крутятся у меня в голове — пискни хоть раз, и я сверну твою гребаную шею. Я не сомневаюсь, что он имеет в виду каждое слово, и все, что я могу сделать, это попытаться проглотить страх.

Его взгляд подобен двум лазерам, проникающим прямо в мои глазные яблоки, когда снова раздается стук.

— Ладно, ты, должно быть, еще спишь. Я приготовила тебе завтрак. Я просто оставлю его у твоей двери. Я вернусь через несколько минут, чтобы убедиться, что ты поела. Тебе нужна энергия.

Я слышу тихое поскрипывание, когда повар ставит что-то на стол перед моей дверью, и мгновением позже она уходит.

Мой взгляд возвращается к нападавшему как раз вовремя, чтобы увидеть вспышку гнева в его гнилом взгляде. Он стискивает челюсти, прежде чем, наконец, отстраниться от меня, отчетливо понимая, что если он задержится здесь еще хоть на мгновение, это будет его голова на плахе.

— Тебе сегодня повезло, девочка, — выплевывает он, поднимаясь на ноги и поправляя штаны. — Но позволь мне прояснить одну вещь. Если я узнаю, что ты хотя бы шепталась об этом, я буду возвращаться сюда каждую гребаную ночь, и то, что произошло здесь сегодня, покажется детской забавой по сравнению с этим. И если ты хотя бы подумаешь о том, чтобы предложить ему наследника ДеЛоренцо, я вырву твоего ребенка прямо из твоей утробы.

Я тяжело сглатываю, не в силах издать ни единого звука, поскольку моя грудь вздымается от беспокойства.

Он только что сказал "ДеЛоренцо"? Как в мафиозной семье ДеЛоренцо?

О черт. У меня проблемы посерьезнее, чем я думала.

Я смотрю, как он наконец уходит, большими шагами направляясь к двери. Он тянется к ручке, поворачивает ее всего на дюйм, прежде чем снова посмотреть на меня, и хотя он не произносит ни слова, яда в его взгляде достаточно, чтобы донести свое сообщение до меня.

Одно мое слово, и моя жизнь превратится в сущий ад.

Наконец он уходит, погружая мою комнату в тишину, и еще до того, как за ним закрывается дверь, из глубины моей груди вырываются тяжелые рыдания. Я вскакиваю с кровати, мой желудок сжимается от беспокойства, и через несколько секунд я свешиваю голову над унитазом, извергая то немногое, что осталось у меня под ложечкой.

Он прав. Сегодня мне повезло, но что будет завтра или послезавтра? Такой человек просто так не смирится с поражением. Он вернется, и когда он вернется, я буду готова встретить его.