— Я научу тебя тому, что тебе нужно знать и что от тебя требуется, — заявляет он. Я колеблюсь, прикусывая нижнюю губу, и его взгляд сужается. — Что?

— Могу я быть честна с тобой? — спрашиваю я, чувствуя, что вот-вот обделаюсь от страха.

— Я приветствую твою честность, — говорит он с легким кивком, поощряя меня продолжать.

Я тяжело сглатываю, не сводя с него взгляда, чтобы убедиться, что он не собирается щелкнуть выключателем и вся эта странная атмосфера отпуска рухнет вокруг меня. В конце концов, альтернатива приводит меня в ужас.

— Я чувствую, что должна предупредить тебя, что я не из тех, кто естественно следует правилам. Меня тошнит от мысли, что ты заявляешь, что я твоя собственность. Я никогда ни перед кем в своей жизни не отчитывалась, и мне не нравится идея начинать сейчас. Я не отчитывалась перед придурками, которые забрали меня с улицы, и я не буду отчитываться перед тобой. Я отвечаю перед самой собой.

Темнота застилает его глаза, и он делает шаг ко мне, проходя мимо, ставит свой бокал на стол.

— Пойми меня, девочка, — говорит он, и его голос приобретает интонацию, от которой меня пробирает до костей. — Меня не волнует, что ты когда-то делала в прошлой жизни, с кем ты трахалась или что ты ценила. Теперь ты принадлежишь мне. Ты отвечаешь передо мной и только передо мной. Ты принадлежишь мне.

Я качаю головой, ненавидя то, что моя потребность спорить по каждому делу прямо сейчас поднимает свою уродливую голову.

— Но ты этого не делаешь, — говорю я ему. — Ты мог заявить на меня права на том дерьмовом аукционе, но ты не купил меня, потому что я никогда не продавалась. Меня украли на улице и предложили тому, кто больше заплатит. Кроме того, я не знаю, на скольких аукционах ты был, но когда вы что-то покупаете, должен происходить обмен. Но ты не залез в свои глубокие карманы и не заплатил то, что причиталось. Ты просто вошел и сказал миру, что я твоя. Оплата не производилась. Следовательно, я тебе не принадлежу.

Эти темные глаза похожи на две бушующие ямы, ведущие прямиком в ад, и когда я пытаюсь отступить, то обнаруживаю, что не могу пошевелиться.

— Я заплатил, позволив этим подонкам продолжать дышать, — заявляет он низким тоном, который подобно яду разливается по моим венам. — Цена, не сравнимая ни с какой другой. Теперь я понимаю, что это твоя первая ночь здесь. Ты напугана, неуверенна и нервничаешь. Ты не знаешь, что тебя ждет, и, вероятно, давно не ела нормально, поэтому я оставлю вашу вспышку в стороне. Я не умею прощать, но, учитывая обстоятельства, я прощу твои действия. На этот раз. Но знай, если ты еще раз выйдешь за рамки дозволенного, ты увидишь во мне ту сторону, от которой уже никогда не сможешь отказаться. У нас есть взаимопонимание?

Меня охватывает страх, и я некоторое время выдерживаю его взгляд, абсолютно ненавидя это, но единственное, что я чувствую глубоко внутри, это то, что этот неназванный мужчина держит свое слово, угрожают эти слова моей жизни или нет. Он доведет дело до конца, если почувствует, что ему бросают вызов, чего бы это ни стоило.

— Боюсь, что это будет большая корректировка, чем ты ожидал, — говорю я ему честно. — Однако я знаю, что ты меня не знаешь, и мое слово, вероятно, ни черта не значит для тебя, но оно кое-что значит для меня. Итак, я даю тебе слово, что постараюсь все сделать по-твоему. Ты сказал, что надеешься, что время, проведенное нами вместе, будет приятным, и я честно говорю тебе, что тоже надеюсь, что так может быть. Мне не интересно испытывать эту другую твою сторону.

Он кивает, и его грозный взгляд, кажется, расслабляется.

— Тогда у нас есть взаимопонимание, — говорит он. — Итак, я знаю, что уже поздно, и я уверен, что ты хочешь удалиться в свою комнату. Однако есть одна вещь, которая мне нужна от тебя, прежде чем ты освободишься.

Мои брови хмурятся, и я встречаюсь с его темным взглядом.

— Что это?

Он подходит ко мне, ближе, чем когда-либо прежде, это сладкое дыхание виски касается моей шеи и вызывает дрожь по всему телу. Он наклоняется, его голос низкий и хриплый от желания.

— Ты собираешься показать мне, как ты кончаешь.

5

КЬЯРА

По моему телу пробегают мурашки, когда мой похититель ведет меня через свой дом. Я чувствую, как у меня дрожат руки, но я слишком сосредоточена на его словах, которые все еще звучат у меня в ушах.

Ты собираешься показать мне, как ты кончаешь.

Он настоящий? Черт. Что за глупый вопрос. Конечно, он настоящий.

Он отказывается назвать мне свое имя, и все же каким-то образом я уже знаю, что он один из самых могущественных людей на планете. Если он попросит женщину раздвинуть ноги и трахнуть себя у него на глазах, то это именно то, что она сделает. Этот мужчина не из тех, кому нравится, когда ему говорят "нет". Черт, когда ему говорят "нет", он исправляет ситуацию, отнимая жизни. По крайней мере, я предполагаю, что он так и делает. Он почти подтвердил это, когда предположил, что заплатил за меня, позволив моему первоначальному похитителю остаться в живых.

Так почему, черт возьми, у меня так кружится голова от возбуждения?

Это неправильно. Чертовски неправильно.

Этот человек внушает ужас, и если я откажу ему, я не сомневаюсь, что он заставит меня довести дело до конца. И все же я все еще хочу доставить ему удовольствие. Конечно, это должно означать, что со мной что-то не так. Он ни разу не назвал себя героем. Он нехороший парень и не отрицает этого. Так почему же я не испытываю отвращения?

Он направляется в направлении, которого мы не выбирали во время его первоначальной экскурсии, что разжигает мое любопытство. Когда он заходит в маленькую, затемненную комнату, мои глаза расширяются, то же самое беспокойство возвращается, чтобы преследовать меня. Я следую за ним прямо в центр комнаты и неловко останавливаюсь, оглядываясь по сторонам. Стены либо покрашены, либо обиты материалом. Слишком темно, чтобы разобрать, чем именно.

Позади меня небольшая сцена, а прямо перед ней кресло, в которое он опускается. Он откидывается назад, кладя ногу на колено, точно так же, как делал это в машине. Он опускает локоть на подлокотник, его виски снова наполнено и бокал лежит на пальцах.

Здесь уединенно, и когда он устремляет на меня свой манящий взгляд, в комнате нарастает напряжение. Я не из тех, кто нервничает, когда дело доходит до выступления перед мужчиной. Меня устраивает моя сексуальность. Черт возьми, мне больше, чем просто комфортно, я твердо верю в непристойности. И все же прямо сейчас я напугана до смерти.

Что произойдет, если ему не понравится то, что я могу предложить? Буду ли я привлечена к ответственности по высшей мере? Отправят ли меня в грязный подвал жить в качестве его пленницы?

Темнота в комнате помогает, и я с тревогой пробираюсь к маленькой сцене.

— Где ты хочешь меня видеть? — спрашиваю я, мой тон звучит чертовски увереннее, чем то, что я чувствую.

— На сцену, — инструктирует он, кивая на место прямо перед креслом.

Он наблюдает, как я пересекаю зал и сажусь на сцену, мой желудок сжимается от нервной энергии. Мой язык облизывает губы, адреналин этого момента подстегивает меня. Его темный взгляд едва заметен в этой тускло освещенной комнате, но само осознание того, что он вот так смотрит на меня, мучительно.

— И что теперь?

— Отодвинься, — грохочет он, наблюдая, как я продвигаюсь дальше на сцену — так далеко, что мне приходится задирать ноги. — Откинься назад и раздвинь ноги. Медленно. Я хочу почувствовать твой запах.

О Боже.

Электричество пронзает меня до глубины души от того, как он меня инструктирует. Он собирается довести это до конца? Или он собирается позволить мне в какой-то момент взять бразды правления в свои руки? В любом случае, я смотрю на него и наблюдаю, как медленно раздвигаю бедра, благодаря каблукам мои ноги кажутся длиной в миллион миль.

Потребность захлестывает меня, и я обнаруживаю, что уже влажная и отчаянно нуждаюсь в его прикосновениях, но сегодня это все я. Я не сомневаюсь, что достаточно скоро почувствую его руки на себе, я просто надеюсь, что это на моих условиях.

Он отхлебывает виски, прежде чем слегка кивнуть, показывая мне начинать, и, Боже милостивый, я без колебаний отправляю шоу в путь. Мои ноги настолько широко расставлены, насколько это возможно, и колени подняты, что ему открывается идеальный вид на мою киску. Я поднимаю руку, провожу пальцами по своему телу и спускаю ремень сбруи с плеча. Жесткая кожа ремня безопасности соскальзывает достаточно, чтобы мой сосок выглянул наружу и присоединился к вечеринке.

Я продолжаю двигаться, проводя кончиками пальцев по своей чувствительной коже, в то время как моя киска просит внимания. Я провожу пальцем по своему соску, оттягивая кожу еще ниже и наблюдая, как собранная кожа приподнимает мою грудь еще выше. Но, хотя это, несомненно, потрясающее зрелище, мы оба знаем, что он привел меня сюда не для того, чтобы посмотреть на это.

Скользя пальцами ниже, я задерживаю дыхание, когда мои пальцы касаются талии, моя чувствительная кожа не застрахована от сладкой щекотки мягкого, как перышко, прикосновения. Хриплый стон срывается с моих губ, и я опускаю руку ниже, наблюдая за своей аудиторией, моя рука опускается ниже по бедрам, пока, наконец, не достигает сладкого местечка.

Я обхватываю ладонью свою киску, слегка сжимая ее, чтобы попытаться облегчить нарастающую боль между ног, но этого и близко недостаточно. Медленно двигаясь, я оттягиваю тонкий материал своих кружевных стрингов и отодвигаю их в сторону, прежде чем провести пальцами по своим складкам.

Моя голова откидывается назад, ровно настолько, чтобы я не теряла из виду своего румынского тюремщика, и я провожу большим пальцем по своему клитору, мой нуждающийся стон нарушает тишину.

Напряжение нарастает, когда он приводит себя в порядок и делает еще один глоток виски.

— Сними их, — говорит он с соблазнительным акцентом, его тон полон голода и сводит меня с ума от желания. — Покажи мне свою тугую пизду.

О Боже. Он грязный болтун.