Леди хлопнула в ладоши, и в комнату вошли два дюжих молодца, принялись выносить сундуки и баулы. Потом они практически незаметно добрались до речного порта, погрузили добро на борт корабля, получили обещанную плату. Леди взошла следом, лучезарно улыбнулась капитану и его помощнику, важно прошествовала в каюту. Вскоре корабль отчалил. Тут следы леди Силлы теряются. Доподлинно известно, что корабль до места так и не добрался. Потерялся где-то в бурных водах капризной и своевольной реки Браски. Может быть, разбился о рифы — хотя какие рифы в реке?! Может быть, дал течь и затонул в одном из многочисленных омутов, а может быть, постигла его участь более страшная. Если на землях королевства Анусьен и не водились разбойники, то пиратов отменить как-то не удосужились. Так или иначе, но леди Силла исчезла из виду. Но не из тайн родовитых семейств маленького прибрежного городка Браска. В тот самый момент, когда леди Силла благосклонно одаряла улыбкой капитана, с другой стороны в Браск въезжала дорожная карета с графской короной на дверце. В город прибыл граф Тишинский. Он был уже не молод, худощав, обладал острым взором, по — орлиному загнутым носом и иронической улыбкой. Вещей при нем было немного, всего-то пара сундуков. Вместе с ним в карете ехал и его верный слуга — молочный брат графа, такой же худощавый, жилистый и хитроглазый.

— Вот мы и дома, Сенек, — хлопнул его по плечу граф Тишинский. — Как ты думаешь — есть в этом городе хоть один человек, который еще помнит графа Андре Тишинского?

Сенек пожал плечами.

— Меня больше интересует — есть ли в этом городе хоть один дом в квартале Бризон, который мы смогли бы купить быстро, — проворчал он. — Не знаю как ты, брат Андре, но я до смерти устал мотаться по свету, и хочу провести старость в уютном кресле — качалке у камина с трубочкой и свежими газетами.

— До старости нам еще путешествовать и путешествовать, брат, — грустно улыбнулся граф. — К тому же ты не куришь.

— Можно подумать, это проблема! И я не говорил, что буду курить. Я буду сидеть у камина, читать газеты и посасывать трубочку. А что собираешься делать ты?

— На месте разберемся, Андре. Пойду в Школу. Король поручил мне разобраться, куда уходят средства, выделяемые на её содержание, и где оседают все одаренные. Не может же быть, чтобы в городке совсем не осталось людей с искрой магии в крови. Кстати, о магии. Мой приятель, барон Бурвиль, выдал мне ключи от своего дома. Он давно не был в Браске, и потому любезно предложил занять его особняк на любой срок за символическую плату. Да-да, как раз в твоем вожделенном квартале Бризон.

— Бурвиль? — нахмурился Сенек, что-то припоминая. — Это же через два или три дома от дома семейства Аэрт!

Г раф кивнул.

— Вот и посмотрим — как поживает моя так и не угаснувшая любовь, Сенек. Должно быть, теперь она стала важной матроной, матерью большого семейства. Признает ли меня её сердце?

Глава девятая. Разговоры под шелест дождя

— Где ты был, Тар?

Виконт Зарион Контре, совсем недавно ставший отцом двух крепких мальчишек — близнецов, заехал в имение Тарского, захваченный жутким ливнем. Он как-то пропустил основные события в жизни приятеля, занятый внезапно возникшими проблемами в собственном семействе, и вот теперь спешил наверстать упущенное.

— И где твоя прелестная супруга? Что-то ты не выглядишь счастливым. Вы все еще в ссоре?

— Зар, оно тебе надо? — лениво выгнул бровь Тариэл, устраиваясь поближе к камину. В доме было довольно прохладно и сыро, как всегда бывает в нежилом помещении. — Мы и не пытались помириться, приятель, потому что не ссорились. Этот брак с самого начала был обречен на провал. Мне осталось дождаться положенного срока, чтобы его расторгнуть. Если б не Рокси со своим "спорим, что у тебя не хватит смелости восстановить имение", я бы не затеял эту историю с женитьбой. Или подошел бы к делу без спешки. Можно же было и в самом деле взять деньги под процент, а еще лучше — сразу выставить имение на торги.

— Ты выставил родовое гнездо на торги?! Тар, ты сошел с ума? Как ты собираешься жить? А Артур? С чем ты оставишь малыша? Как — никак, он твой брат, не можешь же ты бросить его на произвол судьбы!

Тариэл ударом ладони по днищу выбил пробку из бутылки и налил вина в два бокала.

— Брось, Зар! Если бы всех бастардов признавали их родственники, — шагу нельзя было бы ступить, чтобы не наткнуться на какого-нибудь полукровку. К тому же именно этому отродью не грозит нищета и бесправие. Даже фамилия у него будет законная.

— ?!

— Леди Апрелия усыновила мальчишку, — нехотя пояснил Тариэл, с отвращением глядя, как в бокале переливаются рубиновые искры. — Мы сошлись на том, что она не претендует на собственное приданое, а я отдаю все права на ребенка. Теперь еще продам это чертово поместье со всеми прилагающимися землями, прудами и беседками, и уеду. В столицу. Я уже снял там вполне приличный дом, где можно жить, не вспоминая о прошлом. А какая там очаровательная хозяйка! М-м-м! Вдова чуть старше меня. Ни детей, ни близких родственников.

Зарион потряс головой, ошарашено глядя на приятеля.

— Тар, я тебя не узнаю! Откуда столько цинизма?! Ты же был вполне вменяемым человеком! И малыша ты любил! Я же помню, как ты носился с ним два года! С рук не спускал. Даже я, уж на что люблю своих детей, но до такого не доходил! Во всяком случае, я боялся взять на руки только что рожденного кроху.

— Видишь ли, тогда я думал, что Артур — МОЙ ребенок. Ребенок от ЛЮБИМОЙ женщины. А оказалось, что его мать — шлюха, и он сам — ублюдок. А теперь выяснилось, что он — ублюдок моего собственного отца. И как мне жить здесь дальше с таким пятном? Рога — ладно, рога у наших аристократов если не у всех поголовно, то через одного. Пошепчутся и забудут. А вот такое! Ну уж нет! Граф Тариэл Тарский больше никогда не будет посмешищем. Хватит.

Он торжественно глотнул вина, словно скрепляя этим свои слова. Сморщился и выплюнул вино в камин. Пламя чуть заметно качнулось и зашипело. Запахло приторно и противно.

— Кроме того, в столице я посетил магическую академию. Все подтвердилось — у меня есть искра магии воды. Не столь сильна, как у этого ублюдка, но вполне можно развить в полноценный Дар. Именно этим я и займусь. Кстати, леди Силла нам соврала. Никакого особого приказа по поиску и подбору пар с магическими способностями нет и не было. Было лишь указание обратить пристальное внимание на тех, кто сам захочет развить Дар. И по поводу полугодового воздержания — ложь.

Так что все ограничения снимаются — можешь и дальше любить свою жену. Или кого ты пользуешь, пока она на сносях? Впрочем, мне это не интересно. Зарион скрипнул зубами, но смолчал. За окнами бушевала страшная гроза, и ехать куда-либо в такую погоду было глупо и опасно.

— А что ты ставил на кон, когда спорил с Рокси? — перевел он разговор. Тариэл ухмыльнулся.

— А, пусть берет все, что захочет, из этого дома! Я дал им разрешение вывезти все, вплоть до коврика у двери. Ему и леди Апрелии. Будем считать, что я проспорил Роксидиону, а моя пока еще жена вложила достаточно сил в приведение дома в относительный порядок. Так что буду благодарным. И за дом, и за то, что избавила меня от головной боли с ублюдком. Твое здоровье, Зар!

Однако, вино снова не пошло впрок.

— Дочка, чаем напоишь ли?

Батюшка заехал к нам перед самым ливнем, и вот теперь мы сидели с ним вдвоем в бабушкином кабинете, расположившись в креслах. Комнату отмыли, отчистили от пыли и паутины, открыли заколоченные ставни, и поменяли шторы с темно — коричневых на бежевые в клетку. Стало светлее и как-то веселее, что ли.

Но все равно — ощущение мужского присутствия давило.

— А как же, батюшка, — озорно улыбнулась я. — Нянюшка за дверью уж истопталась с чайником и плюшками. Нянюшка!

Ох, до чего ж я люблю вот такие тихие спокойные вечера! Артур вместе со щенком сейчас в гостиной пытают Иеремея и Верта. Лита и нянюшка рукодельничают, пристроившись там же. Слава Светлейшей — граф Роксидион домой уехал. Вот беспокоил меня его сиятельство, сбивал с панталыку, заставляя то смеяться, то грустить, то тихо радоваться… Впрочем, что я! Не о нем сейчас…

— А кабинет-то таким и остался, — заметил батюшка, оглядывая комнату. — Каким был при деде моем Гордее Еремеиче, таким и остался. Ничего тетка Аксинья так и не поменяла. И шкафы эти мрачные, и диван… Давненько я сюда не захаживал. Почитай — лет двадцать. Не любила Аксинья, когда тут ходили. Не знаю — что уж она тут хоронила — прятала, а только не любила. Не нашла ли тут чего интересного?

— Нашла. Письма бабуле от Софи Тарской. Я правильно поняла, что это бабушка моего… хм… мужа? А Танион — его дед?

Батюшка кивнул.

— А кто такой этот граф Т? Софи упоминала о нем в своих письмах. И о том, что граф сватался к бабуле.

— Сватался, верно. Видишь ли, дочка, я никогда не говорил тебе об этом, но дед мой двоюродный, Гордей, приходился дальним родичем одной влиятельной семье из знати. Семиюродным плетнем нашему забору, так сказать… Уж не знаю точно — по какой линии, мал я был, чтобы в тонкостях древа семейного разбираться.

Гордился этим дед. И Аксинье в голову вбил. Дескать, был в родне маг — аристократ, и грамота была, да утеряна за давностью лет. Я-то все по теткиным рассказам знаю. А уж как там на самом деле было…

Батюшка помолчал, рассматривая узор на темном ковре. Взял еще одну плюшку, надкусил, зажмурился довольно.

— Мастерица Талия плюшки печь! Об чем, бишь, я… Тетка Аксинья моему отцу двоюродной сестрой приходилась. Ровесники они. Не знаю я всего — то, дочка… Только то, что тетка сама рассказывала. Гордилась, что любил её один граф. То ли Тышинский, то ли Ташинский. Сильно любил. Да и она вроде как любила. Дед поначалу рад был. Да потом пошли письма подметные. Вскрылось, что у графа этого где-то далече семья имеется. Дети. Г раф-то долго в столице обучался, прежде чем сюда приехать. Потом бумаги какие-то деловые граф подделал. Тут я тоже не знаю толком, какие — такие дела вел дед Гордей с графом. Только рассвирепел он. Когда граф свататься пришел — собак на него спустил. И разговаривать не стал. Аксинью тут же за сына своего совладельца сосватал. Да видно, не судьба была ей свое гнездо свить. Чуть ли не в день свадьбы жених с другой обвенчался. А тут вскорости и мои родители в беду попали. Это сейчас на дорогах разбойников вывели, а тогда много их по лесам хаживало, на дорогах промышляло. Остался я круглым сиротой. Мои-то родные дед с бабкой к тому времени уж померли. Материной родни я и вовсе не упомню. Вот и взяла тетка Аксинья надо мной опеку с дедова согласия. Меня вырастила. И уж как-то так вышло, что вроде и есть у нас дальние родичи, да не знались мы с ними. Дед все свое наследство ей оставил. Вот она мне деньжат-то на заведенье и отсыпала. И жену мне сама нашла. Тоже сироту, и тоже, по слухам, дальняя родня не то барону, не то виконту, да мы с Алелей на знать не смотрели. Как встретились — я глаз не смог отвести. Крепко любил я мать-то твою, дочка. Да и сейчас люблю.

Батюшка замолчал, задумавшись о чем — то, а я вспоминала, как он, думая, что я сплю, садился у моей постели, доставал из потайного кармана на груди миниатюру с портретом мамы, и подолгу на него смотрел, изредка утирая слезу…

— Похожа ты на неё, дочка… Бабка твоя радовалась, что смогла нас свести, все говорила, мол, теперь-то дети наши обязательно искру дара магического получат, выучатся на магов, а там и заслужат себе грамоту на знатность. Мол, аристократы — это вам не купцы, подлостей не делают. Благородные потому что. Это уж после смерти Гордея Еремеича известно стало, что оболгали графа того. Кто, зачем, почему — не знаю. А только ни семьи, ни детей у него не оказалось. И подлогов в бумагах не оказалось. Да только поздно правда себя оказала. Уехал тот граф далече. В заграницу, сказывали.

— Батюшка, а почему тетка Аксинья мне этот дар заблокировала? — спросила я, глядя, как за окном полыхают молнии. Время было позднее, мне надо было пойти к Артуру: у нас уже ритуал появился по укладыванию в постель.

— Да ты оди, дочка, укладывай внучонка-то моего в постель — слышу я, как он под дверью шебаршит. Договорим еще — вишь, гроза не на шутку разыгралась. Меланью-то я упредил, что к тебе заеду. Волноваться не станет. Да и Верт коней в сарай завел… Давно мы с тобой не вечеряли так-то. Не заметил я, как ты совсем взрослой стала… Скажи там нянюшки своей — пусть еще чайку горячего принесет…

Через полчаса я вновь зашла в кабинет. Батюшка все так же сидел в кресле, грея руки о бокал с чаем, задумчиво смотрел в залитое дождем окно.

— Батюшка, может, тебе прилечь? Устал, поди?

Он встрепенулся, отрицательно покачал головой.

— Рано еще, Лелюшка… Бабка-то твоя радовалась, когда ты родилась. С рук тебя не спускала. Алели ты тяжко далась, если б не Аксинья… Она все приговаривала, что настоящая графинюшка у нас родилась: пальчики тоненькие, ножки маленькие… Будто у других детей не так. Ну, да нам с матерью твоей не до бабкиных радостей было. У меня дела только-только налаживаться начали, день и ночь в лавке, Алели еще от родов не отошла. Тетка от нее не отходила. Помнишь, небось — она целительницей была… Выходила и её, и тебя… Наверное, потому и привязалась сердцем. А ж потом, когда матери-то не стало… Если б не тетка — не уберег бы я тебя. Она же мне и Меланью сосватала. Чтоб у тебя мать появилась. И опять же не знаю я, почему она вдруг искру твою погасить вздумала. Мне сказала только, что ни к чему девочке Дар творца. В пансион тебя отправила. Мол, там из неё настоящую леди сделают. И меня заставила поклясться, что не стану я тебя за купца сговаривать, только за аристократа. Знал бы, что так обернется — послал бы тетку дальним полем в чащу непролазную зайцев пасти… Вышла бы за доброго парня и жила бы, в ус не дула… А теперь что? Ни вдова, ни мужняя жена… Не приезжал граф-то твой?

— Нет, батюшка. Письмо только прислал с Графом Чесским. Вольна я забрать из имения все, что душа пожелает, а потом он продаст и имение, и все земли свои. В столицу собрался…