— Это объясняет, откуда она узнала про серную кислоту и различные способы, чтобы избавиться от трупа.

— Я пыталась предупредить тебя о моей семье. Они немного…

— Властные? — Я киваю.

— Они беспокоятся обо мне.

— У них есть на то веские причины.

— Почему?

— Ты совершенно неожиданно обручилась с человеком, который, как известно, не самый приятный человек в Чикаго.

— По крайней мере, ты не самый худший.

— Я уверен, что это действительно помогает им спать по ночам. — То, как он самоунижительно говорит о себе, меня огорчает.

— А великого Деклана Кейна волнует мнение моей семьи? — Он закатывает глаза.

— Нет. Не говори глупостей.

— Может быть, совсем чуть-чуть? — Я подношу два пальца к его лицу, оставляя небольшую щель.

Он отмахивается от моей руки.

— Меня давным-давно перестало волновать мнение людей обо мне.

Черт возьми, я хочу задать ему сотню вопросов после сегодняшнего вечера, начиная с того, что заставило его перестать заботиться о том, что о нем думают другие люди. Но задавая личные вопросы, я как будто даю ему невысказанное разрешение сделать то же самое со мной.

Я сдерживаю свой язык и молчу до конца поездки. Любопытство к Деклану только усложнит ситуацию, так что мне лучше держаться на расстоянии. Жить друг с другом — это одно, но делиться интимными подробностями друг о друге — это совершенно другое животное. Во всяком случае, он не хочет, чтобы я знала его лично. Он довольно ясно изложил свою позицию по этому вопросу, и было бы глупо думать, что этот брак был для него чем-то иным, кроме удобства.

ДЕКЛАН

Если единственная причина, по которой мой дед заставил меня жениться, состояла в том, чтобы довести меня до грани безумия, он достиг своей цели. Я официально достиг своей критической точки, и Айрис потребовалось только спланировать репетиционный ужин, чтобы доставить меня туда. Ну, она сидит рядом со мной в облегающем белом платье и толпе людей, ожидающих лучшего стейка в Чикаго.

— Еще не поздно сказать Харрисону, чтобы он развернул машину. — Я делаю последнюю отчаянную попытку убедить Айрис отказаться от сегодняшнего ужина. Если бы это зависело от меня, мы бы поженились в здании суда и обошли бы все эти требования.

Она ковыряется в своем безупречном маникюре.

— Я тоже не хочу туда идти.

— Это твоя попытка заставить меня чувствовать себя лучше? — Вдумчивое, но бессмысленное усилие.

— Говорят, они любит компанию. — Она смеется, и этот звук притягивает меня к ней, как зов сирены. Мой взгляд падает на ее рот, когда я впитываю ее улыбку. Ее хорошее настроение улетучивается из-за приоткрытых губ, и я поднимаю глаза, чтобы посмотреть, что изменилось. Наши глаза встречаются, и я чувствую себя так, словно в грудь ударила молния. Должно быть, это перечеркивает и весь мой здравый смысл, потому что ничто другое не объясняет, почему я протягиваю руку и держу ее за руку.

Она втягивает воздух.

— Ты готов? — Всплеск энергии, который я почувствовал от нашего зрительного контакта, умер от ее замешательства. Я отпускаю ее руку, и она кладет свою на колени.

— Настолько, насколько можно быть готовым к такому событию.

— Просто помни, что через два дня тебе больше никогда не придется думать о том, чтобы устроить вечеринку.

— За сорок восемь часов многое может случиться.

— Струсил, что ли? — Ее глаза загораются.

— Обморожение началось около трех дней назад, но я сползу по проходу, если понадобится.

Она снова смеется, и меня накрывает еще одна волна тепла, которая пугает меня настолько, что я открываю дверцу машины и встречаю меньшее из двух зол. Все кажется лучше, чем анализировать странное чувство влечения, которое я испытываю к единственной женщине, которую никогда не смогу заполучить.

Будущая жена или нет, но Айрис — последний человек, к которому я когда-либо обращусь. Она неотъемлемая часть моего плана стать генеральным директором, и я отказываюсь терять своего самого ценного игрока из-за такой мимолетной вещи, как привлекательность. Из временной интрижки никогда не выйдет ничего хорошего, так что мне лучше побыть одному.

Мы с Айрис пробираемся через раунды бесполезных разговоров. В отличие от нашей помолвки, нас разлучают наши семьи. Есть причина, по которой я всегда тащил Айрис на любое мероприятие, которое меня заставляли посещать. Там, где она преуспевает в том, чтобы отвечать на вопросы людей и притворяться заинтересованной, я борюсь. Все, что касается сегодняшнего вечера, — чистая пытка. Из-за бесконечного количества светских разговоров и моей неспособности напиться на собственном репетиционном ужине я не могу выбраться отсюда достаточно быстро.

Что еще хуже, появился мой отец, чтобы сыграть свою роль любящего родителя. Его фальшивая улыбка выставлена на всеобщее обозрение, когда он воздействует на толпу с обаянием культового лидера. Отвратительно, как много людей едят с его ладони, почти истекая слюной от перспективы получить пять минут его внимания.

Я нахожу самый темный угол ресторана и задерживаюсь в тени, издали наблюдая за отцом. Я не знаю точно, сколько времени проходит. Тупая пульсация в затылке кажется, утихла во время передышки, и за это я благодарен.

Я делаю шаг на свет, прежде чем меня останавливает Айрис, прижимающая ладонь к моей щеке.

— Я искала тебя повсюду. Я знала, что должна была сначала проверить темные и неприличные места. — Ее рука задерживается, согревая мой щетинистый подбородок, когда я смотрю на нее сверху вниз.

— Думаю, что ты знаешь меня лучше, чем кто-либо другой. — Она смеется, и этот звук, кажется, смывает мою последнюю каплю раздражения от сегодняшнего вечера.

— Как ты держишься? — Она убирает руку, но я хватаю ее и прижимаю к груди. Между ее бровями появляется складка.

— Люди смотрят. — Тихо говорю я. Она оглядывается вокруг, обнаруживая, что несколько человек пристально смотрят на нас.

Ее губы изгибаются в легкой улыбке.

— Неудивительно, что ты ненавидишь выходить на улицу. Это утомительно.

— Теперь она наконец поняла. — Невозмутимо отвечаю я. Она снова улыбается в мою сторону.

— Я никогда не понимала, почему ты ненавидишь разговаривать с людьми, но теперь совершенно понимаю. Кому это может понадобиться в такой семье, как твоя?

— Если бы ад был тематическим парком, у них были бы пожизненные пропуска. — Мое замечание вызывает у меня хриплый смех.

— Как ты выжил, когда рос среди такого количества социальных альпинистов?

— Легко. Если ты перестанешь быть общительным, им вообще не по какой лестнице подниматься. — Ее глаза загораются.

— Что ж, мне лучше вернуться к веселой жизни. Пока ты прячешься, один из нас должен присутствовать. — Я хватаю ее за руку, прежде чем она успевает отстраниться.

— Не уходи.