Тебе нужно было использовать его для равновесия, пока ты стоишь на кончиках пальцев ног. Вот и все.
— Все хорошо! — Мой голос звучит как писк.
Какое бы выражение ни было у Деклана минуту назад, оно исчезло, сменившись сжатыми губами и пустым взглядом.
Я отвлекаюсь, убирая беспорядок на кофейном столике.
— Почему ты добровольно просыпаешься так рано в выходные?
— Сегодня воскресенье.
— Мне все равно, даже если ты сам Иисус, никто не должен кричать в 6 утра — что-то на экране телевизора привлекает его внимание. Он издает звук отвращения и вскидывает руки в воздух.
— Пошел ты, Круз. Никому нет дела до твоей дерьмовой стартовой позиции.
Я изо всех сил пытаюсь примирить эту версию Деклана с его обычным холодным, замкнутым «я».
— Как будто я даже не узнаю тебя прямо сейчас.
— Я не могу сказать, хорошо это или плохо. — Я смеюсь.
— Это странная вещь.
В ледяном фасаде Деклана появляется крошечная трещинка, когда он дает волю самой слабой улыбке. К тому времени, как я моргаю, она исчезает.
Как будто надевание нормальной одежды и поедание нездоровой пищи напомнило ему, что внутри есть настоящий человек, которого нужно время от времени выпускать наружу.
— Что ты смотришь? — Я сажусь на диван и беру пончик.
— Формула-1.
— Разве у них нет гонок в Индиане или где-то еще? — Его тяжелый разочарованный вздох слышно за милю.
— Ты права. Этот брак никогда не сработает.
— Заткнись.
— Мимоза? — предлагает он.
Я еще раз медленно моргаю, прежде чем кивнуть.
— Кто бы мог подумать, что сноб пьющий виски, вроде тебя любит что-то такое вычурное?
— Моя мама любила пить их в дни гонок. — Он говорит это так небрежно, как будто впервые в жизни не говорил о своей маме.
Он пьет мимозы, потому что они напоминают ему о маме. За все годы, что я знаю Деклана, он ни разу не заговаривал о своей матери. Тот факт, что он потерял ее в таком юном возрасте, просто разрушителен. Я не могла себе представить, чтобы рядом не было мамы, которая ругала бы меня или шутила бы со мной о жизни. Мои глаза предают меня, и я несколько раз моргаю, пока влага не исчезает.
Я проглатываю комок в горле.
— Это из-за нее ты занялся гонками?
— Нет. Дедушка виноват — или, скорее, был виноват в этом. — Он переводит взгляд с меня на телевизор.
— Дай угадаю, он накачал твою мать алкоголем.
— Добро пожаловать на темную сторону — у нас есть спиртное. — Он протягивает мне полный стакан.
Моя грудь сотрясается от смеха.
— Так что же именно происходит, что заставляет тебя бушевать у телевизора, как ребенка?
— Я предполагаю, что ты никогда раньше не видела гонки.
— Нет, но этот парень заставляет меня хотеть этого. — Кто бы ни брал интервью, он привлекает мое внимание. Что-то в его карих глазах и красном гоночном костюме определенно заинтересовало меня в том, чтобы узнать все о Формуле-1.
— Он женат.
— Ты думаешь, его может заинтересовать полигамия? Я всегда умела делиться.
— Я заберу свои слова обратно. — Деклан пытается стащить мимозу с моей руки, но я крепко прижимаю ее к груди.
— Нет! — Прекрати вожделеть Алаторре. Это отвратительно.
— Ммм. — Я достаю телефон и ищу «Формулу-1» Алаторре. Результаты многообещающие.
Очень многообещающе.
— Ты его гуглишь, да?
