Так как военный отошел к столу и судя по всему возвращаться на прежнее место не собирался, девушка уселась в еще теплое после чужого тела кресло и подогнула ноги.
— Берн? — спросил Дирек, — Перуан?
— Что?
— Вы смотрели на полку с поэзией, — Янус поднял руку и продекламировал:
Ведьма не столько слушала стихотворение, сколько следила за выражением лица читающего. Мужчина это заметил.
— Нет? Революционер вам не по душе? Значит, лирик?
— Прекратите, ради Отца жизни! Только не Перуан!
Дирек рассмеялся.
— О! Он не так уж и плох! Просто тогда были немного иные стандарты красоты.
— И слова видимо тоже, — проворчала девушка, — потому что единственное, что могут вызвать эти сравнения — паническое бегство и от стихотворца, и от его музы.
— Ну, у него есть кое-что сносное:
— О, нет! — взбунтовалась покрасневшая ведьма. — Замолчите!
— Кажется, дамам "сладкоголосый вольнодумец" нравился… — задумчиво произнес офицер, что-то припоминая.
— Не имею чести причислять себя к дамскому обществу! Тем более подобному!
Вира так поспешно открестилась от статуса "дамы", что Дирек рассмеялся.
— Однако в поэзии вы разбираетесь, — заметил он.
— Как и вы, — прищурилась девушка. Мужчина развел руками.
— Чем только не приходится себя занимать, когда неожиданно появляется свободное время. Иногда посмотришь, какие журналы сослуживцы читают и диву даешься! А читать все равно больше нечего… Пока закажешь что из столицы, переквартируют на другое место.
Вира решилась и задала давно интересующий ее вопрос:
— Вы высокородный?
— От высокого рода у меня только фамилия, — отмахнулся Янус, — дом и тот после смерти матери забрали ее кредиторы в счет долга.
— А отец?
— Умер пятнадцать лет назад в Белверской компании.
Тоже военный. Семейное дело, так сказать.
— А ваш?
Это была провокация, и оба это понимали.
— Сгорел. Я же говорила.
Непринужденность беседы испарилась. Вира почувствовала себя крайне глупо: сидит полуголая (ночная рубашка толстая и длинная, к тому же поверх нее накинута огромная белая шаль, но все же!) в темном кабинете и разговаривает с мужчиной о поэзии. Ночью. Абсурд.
— Поздно, — девушка встала. Подхватила подсвечник и прошмыгнула мимо Дирека к двери.
— А все же — кто? — спросили ее спину. Она обернулась.
Вира подняла глаза на военного. Лицо у того было чрезвычайно сосредоточенное.
— Далинский, "Ночные повести", — подсказала она и поспешно прикрыла за собой дверь.
В коридоре она перевела дыхание и демонстративно спокойным шагом дошла до своей комнаты. Почему-то ведьма даже не расстроилась, что вскрыть замки не получилось. В любом случае, вечер был проведен с пользой. По крайней мере она немного больше узнала о Диреке. В том числе уникальный факт: человек, который должен быть типичным солдафоном, разбирается в поэзии. Хотя бы поверхностно. Вира впервые видела военного, который знал более одного литературного имени. Занимательная получилась беседа. Жалко, что он про отца спросил — уют сразу исчез из кабинета, а ведь она почти почувствовала себя… дома что ли. А теперь душу гложет разочарование. Вот так и бывает: хотела сделать доброе дело, а напоролась на провокацию.
Но почему он так хмурится во сне? Что ему сниться?
И кто такая эта Алисия???
***
Ответ на последний вопрос Вира узнала через два дня. Ближе к полудню во двор въехала повозка и четверо стражников. Из повозки вышла молодая особа в скромном, но элегантном платье и, увидев Дарью, тут же распорядилась:
— Ванну с горячей водой и обед в комнату.
— Ванны нет, — возразила женщина (хотя ведьма точно знала: есть!). — Можем натопить баню.
В ответ кивнули, но как-то неуверенно. Дарья пошла в дом, что-то недовольно цедя сквозь зубы, а из повозки тем временем вылезла вторая гостья — девочка…девушка…в общем нечто среднее между первым и вторым. Она осмотрела с любопытством двор и взгляд ее остановился на застывшей у клумбы ведьме.
— О! — она ткнула элегантную особу в бок, а затем показала пальцем на свою находку. — Здесь есть и другие молодые женщины! Конкуренция налицо!
