На его губах заиграла легкая улыбка.

Мне было так приятно лежать с ним рядом. Я дала этому моменту навсегда отпечататься в своей памяти – это ощущение теплого воздуха на коже, этот серебристый отблеск луны, постоянный шелест океана и соленый ветерок, ласково разметавший мои волосы. Как никогда четко я запомнила Люсифера, каждую черточку его лица, но прежде всего – его глаза. Эту глубокую бархатистую черноту, в которую мне хотелось бы навсегда провалиться. Искорки, сияющие в них и переливающиеся этим непередаваемым оттенком алого.

Я запомнила все это – и заперла воспоминание глубоко в своем сердце. Я не буду отпирать его, пока не потеряю Люсифера навсегда. Только тогда я вспомню все чудесные часы, проведенные с ним, его улыбку, его голос. Я вспомню, какие счастливые моменты он подарил мне.

Самое важное – я вспомню, насколько он не хотел, чтобы я лишала себя жизни, когда он умрет. И я буду сопротивляться. Я не позволю пророчеству исполниться во второй раз, убив себя.

Отбросив эти мысли, я полностью сосредоточилась на истории, которую рассказывал Люсифер, на его теплом, немного грубоватом голосе.

Он говорил, что мы поженимся и родим ребенка, маленького мальчика. Что мы будем нормальными людьми, которые сильно любят друг друга. Что мы будем путешествовать и исследовать мир, но в итоге найдем свой собственный необитаемый уголок и придадим ему такой вид, какой сами пожелаем.

Я представила себе, как мы найдем себе в лесу маленький домик – возможно, на берегу озера или ручья. Как мы сделаем краски из ягод и фруктов и кистями выкрасим стены домика в яркие цвета. Как мы переедем туда с нашими детьми, будем охотиться на дичь или собирать фрукты и купаться в озере. Как мы будем исследовать этот лес, – да что там лес, весь мир!.. – пока не состаримся. Как мы умрем мирными и довольными – и попадем в еще лучший мир.

Люсифер давно уже замолчал, но теперь мои мысли жили своей собственной жизнью. Я представляла себе даже еще более красивые, красочные и счастливые истории, нежели только что им рассказанную.

– Спасибо, – прошептала я.

Он только что подарил мне нечто невероятно ценное – дар воображения. Теперь мне удавалось представлять себе прекрасное столь же ярко, как если бы оно происходило на самом деле.

Я прижалась к нему, закрыла глаза и во второй раз потерялась в этом чудесном воображаемом мире.

Через несколько минут я задремала.

В течение следующих нескольких дней я непрерывно тренировалась. Уже перед восходом солнца я была на ногах и бегала по Горе вверх и вниз, дабы улучшить свою выносливость. После завтрака я метала ножи, а также билась на мечах, кинжалах и шпагах с Леандером, стражниками или солдатами. При этом я в особенности старалась приспособиться к своим противникам, как учил меня Люсифер.

После обеда я либо ехала в Сатандру, чтобы сразиться с Люсифером, Астрой и Ленноксом, либо натаскивала Тессу. Мы с Леандером сменяли друг друга в этом нелегком деле каждые два дня. После того как Тесса пожаловалась, что меч для нее слишком тяжел, а во время метания ножей чуть не выбила глаз одному из солдат, мы попробовали научить ее стрелять из лука. После нескольких часов стенаний Тессы о том, насколько ужасна надвигающаяся война и насколько она считает необходимость сражаться в ней ниже собственного достоинства, я наконец огрызнулась:

– Что до меня, так можешь вообще не сражаться – и пусть тебя убьют безоружную!

После этого Тесса наконец перестала ныть – и дело сразу заспорилось.

Когда я наконец обучила сестру стрельбе из лука, дела у нее пошли на удивление неплохо. Трижды попав в мишень, она в восторге скакала по парку, пока я не напомнила ей, что на войне ее стрелы вонзятся в живую плоть, а отнюдь не в безобидный намалеванный кружок. Ее радость мгновенно испарилась.

Мне и самой не нравилась мысль о том, что снова придется убивать людей, как нам с Люсифером уже дважды приходилось делать. Быстро прогнав эти мысли, я вместо этого порадовалась прямой, почти величественной осанке Тессы, которая при стрельбе из лука определенно давала ей преимущество. Ее многочисленные уроки танцев, казалось, тоже не прошли даром. Когда я тренировала с ней защиту, она плавно уклонялась от моего меча. Сама брать в руки меч она наотрез отказалась – но мне, по крайней мере, удалось обучить ее нескольким приемам с использованием ножей. В целом мы с ней добились вполне осязаемых успехов.

Мать уже предупредила важнейших чиновников о неизбежном приближении войны, и поэтому с рудников в Ауруме, где добывали не только золото, но и железную руду, в Тонду регулярно шли подводы с новеньким выкованным оружием. Однажды я украдкой заглянула в одну из таких подвод. Полированные мечи, кинжалы, копья и щиты сияли на солнце, словно жидкое серебро. Как бы, однако, ни были соблазнительны эти новейшие образцы, я решила сохранить верность своему простому кинжалу и мечу с инкрустированной рубинами рукоятью.

В некоторые из дней я была столь занята, что у меня не было времени думать о возможной скорой смерти Люсифера. Если и выдавалась свободная минутка, я немедленно гнала эту мысль из головы. После ужина я обычно в изнеможении падала в постель и почти сразу засыпала.

В этот вечер, однако, все пошло не так. По пути в мою комнату один из королевских гонцов вручил мне письмо.

Я никогда еще не получала писем. Неужели что-то случилось в Сатандре?

Опустившись на кровать, я при свете свечи повнимательней взглянула на врученный мне лист пергамента. На нем не был указан отправитель; лишь мое имя было написано аккуратным изогнутым шрифтом. Нет, это письмо послал мне определенно не Люсифер. Но кто же тогда?

Существовал лишь один способ выяснить это. Я сломала печать, на которой также не было никакой информации об отправителе, разгладила пергамент – и оцепенела.

В письме было всего одно предложение:

Вам осталось три дня.А.

* * *

Мне сразу стало ясно, от кого пришло письмо.

Три дня! Как мало времени!..

Что ж, по крайней мере, Аван не просто собирается внезапно напасть на нас. Видимо, где-то глубоко в душе его все еще оставалась малая толика чести.

Я бегом рванула вниз по лестнице – и без стука ворвалась в покои матери. Та сидела в своем кабинете за большим столом, в несколько слоев покрытым пергаментами, перьями и толстыми фолиантами.

Она растерянно и в то же время строго посмотрела на меня. Не говоря ни слова, я сунула ей под нос письмо. Прочитав одну-единственную строку, мать подняла голову – и отразившееся на ее лице беспокойство было куда хуже той бесстрастной маски, которую она обычно надевала, чтобы скрыть свои чувства.

– Аван…

Опять это единственное слово!

Не произнеся ничего больше, она вылетела из комнаты.

Поспать в эту ночь мне не удалось. Я рассказала о письме Авана также Леандеру и Тессе, и новость эта разлетелась по всему дворцу со скоростью лесного пожара. Повинуясь приказу матери, я помогла нескольким солдатам нарисовать плакаты, а затем расклеить их по всей Тонде. Назавтра во дворце трубился общий сбор. Все жители столицы были приглашены, и моя мать собиралась произнести речь, дабы сообщить горожанам, как мало времени у нас оставалось на подготовку.

Она также разослала почтовых голубей градоначальникам других крупных городов Лунарии, прося их как можно скорее посетить Белый дворец. Немедленное уведомление было отправлено и Фрейе.

Во дворце царила совершенная суматоха. В эту ночь никто не сомкнул глаз. Солдаты то уходили в город, то возвращались; служанки и поварихи сновали по коридорам, перешептываясь и распространяя слухи один нелепее другого.

Когда наконец наступил рассвет, первые жители Тонды уже стояли у ворот дворца. Мать отправила меня назад в мою комнату, где Мадлен вымыла и приодела меня, а также заплела и заколола мне волосы. На завтрак я явилась в белоснежном шелковом платье. Пока я ела, мать наконец рассказала о создавшейся ситуации всем обитателям дворца, не оставляя более места для слухов.

Через три дня начнется война. Мы к ней не готовы. У нас слишком мало оружия. Слишком мало солдат.

Слишком мало надежды.

После завтрака дворцовые ворота открылись, и жители Тонды устремились в огромный зал, обрамленный могучими колоннами. Королева, вся закутанная в белый шелк, стояла на возвышении. Леандер, Тесса и я оставались на заднем плане вместе с министрами нашей матери и наиболее высокопоставленными офицерами ее армии.

Когда поток людей иссяк, ворота зала закрылись. Люди шептались и шушукались; на их лицах читалось беспокойство. Надо сказать, беспокоились они не зря.

Я впервые увидела, как в одном-единственном зале нашего дворца собралось столько народу. Люди в обычной одежде выглядели здесь совершенно неуместными; им и самим было не по себе.

Мать подняла руку; ропот сразу стих. Горожане широко раскрытыми глазами смотрели на свою королеву.

– Жители Тонды! – начала она, и ее голос разрезал напряженную тишину. – Мы все собрались здесь сегодня, потому что мне нужно сообщить вам нечто очень важное. Как вы все наверняка слышали, мою дочь Тамару несколько недель назад похитили.

Взмахнув рукой, она жестом пригласила меня присоединиться к ней на возвышении. Я подчинилась ее приказу. В то время как все жители города с любопытством смотрели на меня, колени мои задрожали. Я ненавидела оказываться в центре внимания – и почувствовала, как неудержимо краснею.

– Несколько дней назад Тамара вернулась во дворец, – продолжила тем временем Сайя, – и сообщила, что была взята в заложницы монархом Трансаки королем Сильваном. С помощью друзей ей удалось сбежать. Разгневавшись, что сорваны его коварные планы, король Сильван объявил нам войну. У нас есть еще три дня, чтобы встретить его армию во всеоружии.

В толпе раздались испуганные крики и взволнованные голоса. Несколько групп заспорили между собой.

– Почему мы узнаем об этом только сейчас? – возмущенно крикнула женщина в синем шерстяном платье.

– Неужели нам всем придется сражаться на этой войне? – спросил толстый мужчина.