– Это за Люсифера!
В моей улыбке не осталось ничего человеческого. Я третий раз подняла руку – и воткнула окровавленный нож отцу в ногу по самую рукоять, прошипев:
– А это за меня!
Аван заревел по-звериному. Я услышала, как хрустнули кости.
Я отпустила его, и он, спотыкаясь, остановился в нескольких футах от меня. Его штаны были разорваны в трех местах, и из ран текла густая кровь.
Я вдруг осознала, что не испытываю того удовлетворения, на которое надеялась. Я молча смотрела на него. Он с ненавистью смотрел на меня.
Аван был не настолько глуп, чтобы не понимать, что с раненой ногой у него нет против меня ни единого шанса. Он отдавал себе отчет в том, что скоро умрет. Как легко было бы подойти теперь к нему, поднять свой меч и принести ему заслуженную смерть!..
Но я замешкалась на одну секунду. Столь долгую и судьбоносную секунду.
Развернувшись, Аван заковылял от меня прочь так быстро, как только мог.
Время утекало сквозь пальцы. С каждым шагом Авана шансы догнать и убить его уменьшались.
Я словно вросла в землю. Я просто стояла на месте, переводя взгляд от залитого кровью ножа к отцу и обратно – и позволяя ему сбежать.
Лишь через некоторое время мне удастся понять, какую ужасную ошибку я совершила в этот момент. Уже вторую такую ошибку за сегодняшний день.
Я должна была убить его, этого человека, который причинил такую боль огромному количеству людей, включая и меня саму. Но я… Я не смогла.
Несмотря на то, что сделал Аван, он все еще был моим отцом. Его кровь текла в моих жилах.
Я провалила экзамен на зрелость. Теперь было уже поздно.
Слишком поздно.
Резаная рана на моей правой руке все еще кровоточила – и, если не остановить кровотечение в самое ближайшее время, я наверняка потеряю сознание. Вздохнув, я оторвала полоску ткани от своей туники и осторожно обернула ее вокруг предплечья. Большего я на данный момент сделать не могла.
Однако, пока я завязывала узел, ко мне сзади незаметно приблизился вражеский солдат. Я обернулась, услышав его шаги за своей спиной, – и опоздала.
Лезвие меча задело меня по ноге, оставив еще один глубокий порез. Мне пришлось напрячь все мускулы в раненой ноге, чтобы она не подогнулась.
Бросив солдату в лицо жуткое проклятие, я покрепче ухватила свой меч, выбила оружие из его руки, а затем воткнула клинок ему в подмышку, не прикрытую доспехами. Глаза моего врага расширились от ужаса. Я на мгновение позволила клинку отдохнуть в его истерзанной плоти, прежде чем снова резко выдернуть его. Мужчина рухнул на землю, точно куль с картошкой. Он был мертв.
Вытерев его кровь о траву, я снова огляделась. Вражеские солдаты на меня больше не нападали – и вообще невредимых воинов с обеих сторон осталось немного. Вся просека была усыпана трупами, и в нос мне шибанула ужасная вонь от крови и железа. В желудке ухнуло, и меня чуть не вырвало.
Я не знала, сколько времени прошло с начала битвы, и не видела солнца, все еще скрытого за темными облаками. Казалось, духота даже усилилась. Пот ручьями стекал по моим вискам и спине.
Я сосредоточилась на выживших. Казалось, Аван был прав в своем предположении; его людей осталось больше, нежели наших. Солдаты Трансаки по-прежнему превосходили нас, несмотря на поддержку Сатандры. Ситуация казалась безнадежной.
Мне нужно было броситься в бой и спасти то, что еще можно было спасти, – но сначала я собиралась снова найти отца. Я позволила ему сбежать, чтобы залечить собственные раны – но теперь, увидев, как мало наших солдат еще держатся на ногах, готова была снова встретиться с ним лицом к лицу. Возможно, трансакийцы выбросят белый флаг, когда увидят смерть своего предводителя.
Я лихорадочно оглядывалась по сторонам. Ну, где же ты?..
Наконец я обнаружила Авана – и лишь в этот момент полностью осознала всю меру своей ошибки, всю судьбоносность своих родственных колебаний.
Отец стоял в паре десятков ярдов от меня – с мечом, занесенным над моей матерью.
Мать распростерлась перед ним на траве, умоляюще подняв руки. Она что-то шептала – видимо, просила пощады. Вокруг лежали трупы ее телохранителей.
Я не могла пошевелиться, не могла даже вскрикнуть. Окаменев, я стояла и взирала на происходящее. Впрочем, даже если бы я рванулась к ней, то никак не успела бы добраться до нее вовремя.
Я не могла спасти собственную мать. Теперь было уже слишком поздно.
Аван что-то говорил ей, но находился слишком далеко от меня, и я не разбирала слов. Мне еще удалось увидеть злобную ухмылку на его лице и безумие в его глазах, прежде чем он вонзил свой меч прямо в сердце моей матери. Королевы Лунарии. Прямого потомка Богини Света.
Последний пронзительный крик сорвался с ее губ. Яркий свет ее глаз погас, словно догоревшая свеча.
Что-то сломалось во мне.
Это я несла ответственность за произошедшее. Если бы я наказала Авана раньше, моя мать осталась бы жива, как и ее телохранители.
Я была трусихой. Глупой, слабой трусихой. Мать погибла из-за моей трусости.
Аван, казалось, тоже лишь сейчас осознал, что наделал. Меч скользнул на траву, и король, словно не веря собственным глазам, посмотрел на свои дрожавшие руки. Там, где раньше я читала на его лице лютую ненависть, дикое безумие и отчаянное желание мести, теперь осталась одна лишь боль. Упав на колени рядом с моей матерью, он прижал руки к кровоточащей ране прямо над ее сердцем.
Теперь он раз за разом, как заклинание, произносил ее имя. Я могла прочитать это по его губам.
– Сайя! – всхлипывал грозный король Трансаки. – Сайя! Сайя!
Как будто это ее вернет!..
Аван, казалось, и сам понял наконец безнадежность своих попыток – и оторвал руки от тела матери. Они были залиты кровью. Все еще не в силах пошевелиться, я смотрела, как он наклонился и в последний раз поцеловал мою мать в губы.
