А за воспоминаниями пришли и чувства.
Сначала я почувствовала неудержимое, всепоглощающее горе. Затем – отчаяние по поводу того, что со мной случилось. За отчаянием наконец пришла неуверенность. Каким будет мой следующий шаг?
У меня всегда был план. Я знала свои сильные и слабые стороны. Я всегда знала, кем хочу стать. Мне хотелось охотиться на чудовищ и исследовать с Люсифером мир.
Все это за последние несколько дней отошло на второй план. Я понятия не имела, что мне с собой делать. Жизнь больше не доставляла мне радости, так зачем продолжать влачить такое существование?
Последним моим чувством стал гнев. Он буквально накрыл меня волною, и внезапно я почувствовала, будто меня удерживают под водой. Гнев перекрыл страх и беспомощность, и я решительно пробилась обратно на поверхность. Теперь чувство гнева из гигантской волны переросло в пылающий ад.
Если бы этот подлый, жалкий трансакийский ублюдок не убил ударом в спину моего брата, а мой отец-чудовище не зарубил бы мать, все закончилось бы хорошо. Но все было не так, потому что я этого не предотвратила.
Часть моего гнева была направлена на убийц моей семьи, а часть – на себя саму. Мне следовало самой убить Авана и трансакийского солдата, прежде чем им удастся убить моих близких. Они оба заслужили медленную, мучительную, ужасную смерть. Мне хотелось бы терзать их неделями напролет, а затем бросить крысам жалкие останки их тел.
А сейчас мне пора было убираться отсюда. Немедленно!
От огненной ярости мне перехватило горло. Мне требовался свежий воздух!
На мне была только тонкая ночная рубашка, но мне было все равно. Я не могла пройти к выходу коридорами дворца; риск излить свой гнев на невинного человека был слишком велик. Открыв окно, я перелезла через парапет балкона и соскользнула вниз по колонне башни. Ветер, растрепав мои волосы, немного охладил мой горячий порыв.
Я спрыгнула на землю и побежала. Не имело значения, куда; главным сейчас было держаться на расстоянии от оставшихся во дворце людей. Я чувствовала глубоко внутри, что вскоре должно будет произойти что-то ужасное.
Я помчалась по парку. Острые камни царапали мои босые ноги, но и боль ничуть не ослабила мой гнев.
Гнев. Гнев! Гнев на меня саму, на Авана – но больше всего на того мерзкого ублюдка, который, как последний трус, ударил моего брата в спину кинжалом.
Я расправилась с этим трансакийским солдатом слишком быстро. Взяла – и просто обезглавила его мечом. Надо было подождать, взять его в плен, а затем применить к нему пытку водой! Я представила себе, как он заерзает под моей железной хваткой, как его легкие понемногу наполнятся соленой морской влагой, как обмякнет его тело, когда его наконец заберет к себе смерть. Да, убийца моего брата более чем заслуживал медленной, мучительной смерти.
Мысли о мести лишь разжигали гнев, который и без того огнем растекался по моим венам. В обычных обстоятельствах такие жестокие мысли напугали бы меня, но сейчас я не чувствовала ничего, кроме гнева.
Уже давно сбившись с дорожки, я все бежала и бежала. Горло горело, а глаза слезились от пронизывающего встречного ветра. Наконец я оказалась в дикой части дворцового парка; низко свисающие ветки царапали мне руки. Я бежала, пока легкие наконец не стали протестовать от боли, и тогда остановилась посреди березовой рощицы. У меня все болело, но мой неудержимый гнев перекрывал и боль.
Леандер был мертв.
Крик вырвался из моего горла, такой громкий, хриплый, грубый и злой, что птицы вспорхнули с деревьев и с гомоном взлетели в воздух. И вовремя!
Горячая вспышка гнева, затопившая все мое тело, превратилась во что-то куда большее. Сосредоточив это тлеющее чувство в руках, я резко выбросила их вперед.
Гнев жарко вырвался наружу. Огромный, пылающий огнем вал, вылетев из моих пальцев, поджег все березы. В считаные секунды воздух стал горячим и душным, но саму меня огонь не опалил.
Я в ужасе и неверии уставилась на свои руки. Что я наделала?
Колени мои подкосились, и я рухнула на траву. Теперь я лежала на нетронутом участке земли, но трава и деревья вокруг меня горели, а я оказалась в центре идеального огненного круга.
Всхлипнув, я поджала ноги. Мой гнев утих в тот самый момент, когда огонь вырвался из моих рук. Остались только печаль и недоумение.
Как ни странно, огня я не боялась. Да гори оно все огнем! Хоть бы и мне сгореть!
Но в глубине души я знала, что пламя не причинит мне вреда. Это я заставила огонь вспыхнуть. Это я была его повелительницей. Это я управляла огнем, пеплом и потрескивающими угольками. И я не могла обуздать эту мощь.
Посреди пламени и дыма лежала в позе новорожденного ребенка, поджав под себя ноги, хрупкая маленькая девочка, которая понятия не имела, что ей теперь делать.
Имеется в виду вероника (лат. Verónica), самый большой род цветковых растений семейства подорожниковых. Хотя этот цветок по-немецки официально называется Ehrenpreis («почетная награда»), часто используется и неофициальное название Gewitterblümchen («грозовой цветок», «грозовик»).
Люсифер мчался через лес. Он никогда раньше еще не ездил так быстро. Скорпиус уже задыхался, но Люсифер лишь подгонял своего жеребца.
Деревья поредели, и перед ним наконец оказалась Тонда, вся задрапированная черными полотнищами. Не обращая на это внимания, Люсифер поскакал по узким улочкам, не сбавляя скорости. Люди в ужасе вжимались в стены домов, в последний момент выскакивая из-под копыт Скорпиуса.
Тем не менее Люсиферу все еще казалось, что он еле тащится. Что, если он опоздает?
Он не знал точно, что случилось, но был уверен, что это как-то связано с Тамарой. Получив письмо от ее сестры, он немедленно отправился в путь. В письме было всего два коротких предложения:
Приезжай в Тонду. Немедленно.
Люсифер подъехал к кованым воротам дворца, показал стражникам письмо Тессы – и нетерпеливо ерзал в седле, пока те наконец их не отворили.
– Позаботьтесь о моем коне! – приказал он одному из стражников, прежде чем спешиться и ворваться во дворец. Несколько горожан, ожидавших аудиенции, потрясенно посмотрели на него, но он не обратил никакого внимания на их любопытно-испуганные взгляды. Люсифера не волновало, узнают ли его. Он просто хотел знать, где его любимая.
Промчавшись по застеленным красными коврами коридорам, он чуть не врезался в Мадлен. С рыжеволосой камеристкой Тамары он успел познакомиться незадолго до битвы.
– Где она? – настойчиво спросил он.
Девушка выглядела застигнутой врасплох, но немедленно ответила:
– У себя в комнате.
Больше Люсиферу и не нужно было знать. Мадлен еще что-то крикнула ему вслед, но он не расслышал ее слов. Нырнув за угол, он помчался вверх по винтовой лестнице прямо в комнату Тамары.
Недолго думая, он распахнул дверь. Тамара лежала в постели. Тесса сидела рядом с ней и что-то настойчиво ей втолковывала. Обе удивленно подняли глаза, когда он, вспотевший и запыхавшийся, ворвался в комнату. Тесса прочистила горло.
