– Я оставлю вас одних, – объявила она и встала.
Проходя мимо Люсифера, она прошипела в его сторону:
– Позаботься о ней!
Затем дверь за Тессой закрылась. Тамара и Люсифер остались одни.
Сев на край кровати, он посмотрел на свою любимую. Тамара выглядела ужасно. Ее волосы были спутаны и растрепаны, а круги под глазами мерцали темно-фиолетовыми тенями; она казалась даже худее обычного, а все ее тело, включая и воздушную ночную рубашку, почернело от копоти.
Люсиферу отчаянно хотелось наконец-то узнать, что же случилось, но вместо этого он задал куда более важный вопрос:
– Как у тебя дела?
Тамара опустила свои золотые глаза. Люсифер подумал, что, вероятно, никогда не сможет привыкнуть к сиянию этих двух ярких солнц, хотя при взгляде на них он и не чувствовал того странного покалывания, как при взгляде в глаза Сайи. Тамара все еще оставалась Тамарой, и ничто не могло этого изменить.
– Я не знаю, – честно ответила она.
Люсифер вздохнул и сжал ее руку, холодную и слабую. Тамара чуть присела в постели, и он обнял ее.
Некоторое время они сидели в тишине, прежде чем Тамара наконец поведала ему о своем разговоре с Тессой у могил матери и брата, о той пустоте, которую чувствовала в последние несколько дней, о том, как отвлекалась от дурных мыслей, помогая в лазарете, – и, наконец, о своей вспышке гнева. Один из солдат увидел огонь в парке и сумел потушить его с помощью нескольких слуг и бессчетного множества ведер воды. Затем ее саму нашли посреди сгоревшей рощицы и отвели в ее комнату, где она и проспала несколько часов.
– Что это было? – неуверенно прошептала она. – Что со мной случилось?
Ее голос показался ему слабым – и в то же время грубым и хриплым, словно она почти не пила или слишком много кричала.
Люсифер напоил ее водой из стоявшего на прикроватной тумбочке кувшина, прежде чем тихо ответить:
– Думаю, что сегодня тебе впервые открылся твой дар.
Тамара молчала. Вероятно, она уже подумала о чем-то подобном – и просто искала у него подтверждения своим догадкам.
– Я… я просто взорвалась! – наконец выдохнула она. – Что, если что-то подобное случится снова? Что, если я вовремя не доберусь до леса? Ведь тогда невинные люди могут пострадать, а то и вовсе погибнуть!
– Не волнуйся, – горько усмехнулся Люсифер. – Когда мой дар впервые проявился, я был еще совсем младенцем. Мне рассказывали потом, что я тихо-мирно лежал себе в своей колыбельке, когда внезапно из меня вырвались щупальца теней и напали на всех вокруг. Я не мог еще управлять своим даром, поэтому одна из моих теней сбросила человека со второго этажа, и тот переломал себе немало костей. После этого, к счастью, дар мой дал мне несколько лет передышки.
Когда мне исполнилось пять лет, дядя Габриэль наконец начал учить меня и помог мне управлять царившей внутри меня тьмой. Он объяснил мне, что у любого, кто тренирует свой дар с нуля, рано или поздно произойдет подобная вспышка. Если научиться управлять даром, то подобное не должно повториться.
– Значит, я могу зажечь огненный вал, – медленно кивнула Тамара. – И как, скажи на милость, мне удастся научиться управлять подобной силой, не причиняя никому вреда?
– О, я думаю, что ты можешь намного больше, – ответил Люсифер. – Дар твоей матери позволял ей управлять светом и искажать его, как я делаю это со тьмой. В твоих силах – создавать свет, а точнее, огонь, руководствуясь собственными мыслями и чувствами. Бьюсь об заклад, ты можешь зажечь не только огненный вал, но и небольшое пламя свечи. Таков твой телесный дар. А вот твой душевный дар, с другой стороны, в тебе еще не раскрылся.
Тамара тяжело вздохнула – и внезапно показалась ему невероятно измученной. Люсифер даже не мог представить себе, через что ей пришлось пройти за последние несколько дней. Конечно, в какой-то момент все это стало для нее невыносимым.
Он снова притянул ее к себе и заглянул ей в глаза. Они не ослепляли его; напротив, он мог рассмотреть их радужную оболочку во всех деталях. Между сверкающим белым золотом он обнаружил крошечные крапинки карамельного цвета. Глаза Сайи неописуемо тревожили его и заставляли нервничать, но глаза Тамары были другими. Они были счастливее и живее, чем глаза ее матери, даже несмотря на царившие в них теперь печаль и смятение.
Глаза Тамары были прекрасны, как и она сама. Он любил ее, хотя теперь она и превратилась в его антипода. Теперь у нее был столь же мощный дар, как и у него самого, но она по-прежнему оставалась такой же замечательной девушкой, как и раньше.
– Почему ты хотела, чтобы я держался от тебя подальше? – пожаловался он. – Я мог бы помочь тебе!
Она выглядела ужасно, и он винил в этом себя. Почему его не было рядом с ней? Он знал, что она пытается от всех отгородиться, и ничего не предпринял.
– Нет-нет, хорошо, что ты ко мне не приходил, – поспешно возразила Тамара. – Я не хотела, чтобы ты видел меня такой. Видел, как я отдаляюсь от других и подавляю свои чувства. Пожалуйста, не вини себя.
Слезы потекли из ее глаз и скатились по щекам. Люсифер поймал пальцем одну из них. Слеза эта была из жидкого белого золота, полная противоположность его собственным слезам. По крайней мере, он подозревал, что это так, потому что не мог вспомнить, когда в последний раз плакал.
– Конечно, я виню себя, – мягко возразил он. – Меня не волнует, как ты выглядишь или пытаешься ли ты отстраниться от других. Я мог бы помочь тебе.
– А что, если бы я причинила тебе боль, а то и вообще сожгла бы тебя?
Люсифер вздохнул:
– Отныне я буду рядом с тобой в любой ситуации. Я научу тебя управлять даром.
Тамара благодарно кивнула.
– Мне жаль, что ты обо мне беспокоился, – пробормотала она.
– Я всегда буду о тебе беспокоиться, – ласково ответил он, прикоснувшись к ее губам.
* * *
Мы с Люсифером проговорили вчера еще несколько часов, и он настолько меня отвлек, что мне удалось забыть обо всем остальном. Я заснула в его объятиях, а когда пробудилась сегодня утром, его рядом не было. Оставленная им записка гласила, что ранним утром он поехал обратно в Сатандру, чтобы позаботиться о раненых в лазарете. Он также писал, что стоит мне послать к нему почтового голубя, как он тут же прискачет.
Меня тронуло то, как он заботится обо мне, и я знала, что он все еще винит себя в моем плачевном состоянии. Мне хотелось ради него немножко привести себя в порядок, потому что после вчерашнего дня пустота в моей голове немного отступила. Я не знала, благодарить ли за это мою вспышку гнева или нежную заботу Люсифера – но сегодня я хотя бы больше не бродила по дворцу, словно в тумане.
А еще я наконец что-то почувствовала. Я все еще запрещала себе думать о Леандере или о войне, но в остальном мне удалось хотя бы немного ожить. У меня появился аппетит: захотелось поесть по-настоящему, а не только для того, чтобы не умереть с голоду. Более того, мне захотелось посмотреться в зеркало.
Я проспала всю ночь. Целую ночь! Конечно, меня все еще мучили кошмары, но проснулась я лишь поздним утром. Вместо того чтобы просто одеться, я побежала в ванную и глянула в зеркало.
Теперь я знала, почему придворные с такой тревогой смотрели на меня, когда я бродила по дворцовым коридорам. Я действительно выглядела ужасно – и напомнила себе бессонное привидение, преследуемое ужасными страхами. Хотя я сегодня и проснулась позже обычного, темные круги под глазами не исчезли. Кожа моя была бледной и полупрозрачной, тело исхудало вконец, а немытые волосы совершенно спутались.
