Они заключили жреца в полукруг, и вскоре Кира уже не видела ничего, кроме мощных спин и искрящихся затылков. Она импульсивно прильнула к куполу, прижала к ледяной стене обе ладони и замерла, вглядываясь вдаль.
Алые монстры вороньём кружили над бездной. Бронзовый полукруг перестал сжиматься. Похоже, начались переговоры.
Или нет.
Внезапно шестилапые звери одновременно нырнули в пропасть, строй воинов распался, и все они кинулись к обрыву, а ладони Киры вместо невидимой стены нащупали пустоту. Купол исчез. Потеряв опору, она полетела лицом вперёд, и лишь уже выставленные руки спасли от счастливой встречи носа с грязью.
«Ки. Ра», – прошелестело в голове.
И на Киру обрушился миллион звуков. Завывания ветра, шум листвы, визгливые вопли крылатых монстров, чем-то похожие на крики чаек, только в разы громче и грубее; встревоженные голоса мужчин. Они все замерли у обрыва, что-то высматривая внизу. Затем один свистом подозвал к себе зверя, запрыгнул ему на спину, и бронзово-алая вспышка, пронёсшись над головами воинов, исчезла.
Ничего не соображая, Кира неловко поползла на четвереньках вперёд. Руки и колени тонули в грязи, пульс частил, затылок разрывался от пульсирующей боли.
Жрец прыгнул? Он мёртв? Потому пропал защитный купол?
«Я справился. Теперь могу отдохнуть».
Бронзовый вернулся. Взмыл на своём звере над отрядом и тяжело приземлился невдалеке от обрыва, ближе к Кире, чем к остальным. Её даже зацепило вылетевшими из-под лап монстра камнями и брызгами.
Воины тут же бросились к товарищу, что-то спрашивая, и Кира отчётливо расслышала непонятное:
– Сахты. Не подобраться.
Мужчины заговорили разом, и больше ничего разобрать не удалось.
И что теперь делать? Стоять на четвереньках по локоть в этом месиве было ещё глупее, чем ползти дальше. Знакомиться с железными гигантами и их питомцами Кира не спешила, сигать в пропасть вслед за жрецом – тем более. Бежать прочь? Куда и как, если непонятно, где она находится, а из-за слабости даже просто встать на ноги – уже проблема? К тому же жрец велел назвать похитителям настоящее имя, значит, она должна остаться с ними. Нелепо, наверное, следовать указаниям бледнорукой тьмы, но и действовать сгоряча тоже. Если бы он желал Кире зла, то явно сумел бы его причинить.
Осознав, что в таком состоянии всё равно не придумает ничего вразумительного, она нашла участок с более-менее твёрдой почвой, уселась, обняла колени и приготовилась ждать. Но, кажется, чересчур отрешилась от мира, потому что не заметила, когда и куда успело скрыться солнце. Просто вдруг стало темно и прохладно.
Очнувшись, словно от толчка, Кира задрала голову и увидела, что вновь окружена стеной. Стеной из бронзовых мускулистых тел, нависших над ней, как над диковинной находкой.
– А ты говорил, сдохла, – подал голос один, с тонкими губами и густыми бровями.
– Воняет точно как дохлая, – отозвался другой, морща огромный нос.
– Как её снова выключить? – задумался третий, затем присел на корточки и, взяв Киру за подбородок, приблизился к ней вплотную.
Странно, она ожидала, что прикосновение металлических пальцев будет холодным и болезненным. Но бронзовая на вид кожа оказалась тёплой и лишь слегка грубоватой. А затем желание воина волшебным образом исполнилось. Как выяснилось, чтобы «выключить» Киру, достаточно внимательно посмотреть на неё неожиданно зелёными глазами.
Глупые древние мудрости
Старики привязались к Дэшу за два дня до вылета. Он даже не сразу понял, чего от него хотят. Потрясают гниющей лапой мёртвой сахты и что-то лопочут о благословении… Ещё и приплясывают от нетерпения, будто эта лапа – как минимум подарок Сестёр, а как максимум предвестник вечной жизни.
Правильно Мис говорил, совсем старые ополоумели. Видно, ржа не только по телу пятнами поползла, но и мозги насквозь проела.
Вот только отмахиваться от старости нельзя, ну как в последний раз видитесь. Так отец учил. Отвернёшься от деда сегодня, а он завтра возьмёт да и помрёт – просто так, назло. И будешь себя потом есть поедом, покуда сам рыжими хлопьями по ветру не рассыплешься.
Потому Дэш слушал. Невнимательно, между делом, но слушал.
– А я говорю, сегодня надо лететь, так Вер велит. – Цайте Ца упрямо поджал бледные губы и пихнул в бок стоявшего рядом брата. – Али вру, а? Чего молчишь, карша болотная?
– Как есть правда, Наездник, – закивал Шайте Ца так яростно, что Дэш испугался, как бы у бедняги голова не отвалилась – шейка-то вон какая тонкая, хрупкая, отчего при сильном ветре голова Шайте обычно клонится из стороны в сторону, точно бутон на стебле. – Сегодня надо, только не лететь, а идти. Лапа, она ж к неудаче в небе, но к успеху на земле.
– Тьху на вас, – вмешался третий старик, Уорша. – Лапа вообще ни при чём! Сахта под воротами издохла – вот это знак. Вер благословляет в дорогу, а уж поверху, понизу… да хоть посерёдке. Но выдвигаться надо сегодня, да.
Тяжело вздохнув, Дэш отложил в сторону седло, которое начищал, и окинул троицу суровым взглядом:
– Зачем же нам сегодня выдвигаться, коли жрец только в синий день объявится?
Старики как по команде задумчиво почесали лысые затылки.
– Так это… лучше рано, чем поздно, – наконец изрёк Цайте Ца. – На бережку посидите, подождёте.
Вот и что на такое отвечать? Будто единственному на всю долину отряду наездников больше делать нечего, кроме как два дня задницы на берегу просиживать. И астари им кровь не портят, и лесные воду не мутят, и работы в долине нет никакой…
Пообещав подумать, Дэш поспешил скрыться в загоне, куда старики точно никогда не сунутся – против сбивающего с ног запаха Чешки ни одна примета не поможет выстоять.
Вечером того же дня Уорша явился один и водрузил на обеденный стол Дэша банку с копошащимися в грязи жуками. Крупными, с острыми лапками, длинными усами и блестящими спинами, будто маслом намазанными.
– Вот! – объявил радостно. – После полудня выползли на свет. Значит, идти надо малой группой. Пару дружков с собой возьми, и хватит.
С трудом сглотнув застрявшее в горле мясо, Дэш медленно встал, молча сунул банку старому дурню в руки и выставил его за дверь.
Ночью в открытое окно, едва не пробив Дэшу голову, влетел камень с запиской.
«Луны выстроились в ряд да красным поясом обернулись. Примета верная. Отложи поход до следующего красного дня».
Всё отчётливее зверея, Дэш запустил камень обратно на улицу и прислушался. Ни вскрика, ни шороха. Видимо, не попал. Жаль.
В утреннюю разведку он потащил наездников задолго до рассвета, рассудив, что уж лучше пару лишних кругов навернуть, чем опять столкнуться со стариками – те ведь ранние пташки, наверняка будут караулить.
И караулили. По возвращении. Прямо у южных ворот отряд встречали, размахивая пучками какой-то бурой травы. Едва лапы Чешки коснулись земли, а крылья прижались к бокам, Дэш спешился и, не глядя по сторонам, резвым шагом устремился к загону. Остальные наездники, уже наслышанные о причудах неугомонной троицы, последовали его примеру.
– Живица пожухла! – кричал им в спины Цайте Ца.
– Корешки скукожились! – вторил ему брат.
– Дурной знак, к смерти преждевременной!
– Ага, к вашей, – пробормотал Дэш, хлопком загоняя Чешку в стойло.
Зверь недовольно фыркнул. Ну ничего, почистят его, накормят, напоят да выпустят. Весь день будет над долиной резвиться. Тому же Дэшу такая свобода уже и не снилась. А если вспомнить, какие перемены грозили обрушиться на их мирный край после завтрашней вылазки, то не приснится ещё долго.
И только старым корягам всё нипочём. Думают, Совет шутки шутит, в игры играет. Да если завтра хоть что-то пойдёт не так, если оболочку выкрасть не получится, то долину разорвут на части этой нескончаемой войной. Не отсидеться уже в уголке, не отвертеться…
– Небо смотри какое – на рассвете жди ливня.
Скрипнув зубами, Дэш скосил глаза на одного из подоспевших стариков: