Будто не по-настоящему. Не всерьёз.

Деревянные фигурки, смытые со стола водой из стакана.

Детская игра.

Мир замер. Не было ни рёва, ни грохота.

Оглушительная тишина. Перекошенные лица тех, кто остался наверху, не попал под пощёчину стихии. И вдруг – жуткий визг, ветер и глубокие борозды на потемневшем мокром песке, с которого волна слизнула всё подчистую.

Звери в небесах разразились криками и разноцветными молниями бросились врассыпную.

«Пленники», – передал Дэш по мыслесвязи, надеясь, что отряд поймёт этот короткий приказ.

Вода не различала друзей и врагов и утащила с собой каждого, до кого дотянулась.

В том числе связанных пленников.

И Киру.

Нить не оборвалась. Дэш по-прежнему чувствовал, как бьётся её сердце, но удары звучали всё тише и тише, и каждый из них грозил стать последним.

Чешка и без его приказа уже мчался вниз, напряжённо высматривая в бурлящих волнах драгоценную цель. Тут и там всплывали и вновь погружались под воду тела, куски железа, обрывки одежды. А на опустошённый берег меж тем подоспели лесные на аскалах.

– Вылавливайте, кого можете! – прокричал Мис, промчавшись над их головами, и сам рванул к воде.

Кого можете. Друзей, врагов, как тут разберёшь, да сейчас уже и неважно.

Но Дэшшил искал только другой конец крепкой пульсирующей нити.

Кира мелькнула метрах в пятидесяти от берега. Он успел разглядеть только белый рукав и прядь волос, но точно знал, что это она. А потом вода вновь поглотила её, утягивая в пучину, и Дэш без раздумий выпрыгнул из седла.

Чешка не сможет, не достанет, поранит.

А он… если уж Кира в прошлый раз как-то умудрилась дотащить его до берега, то ему сами Сёстры велели.

В первое мгновение от холода тело оцепенело. Застыло каменным изваянием и медленно пошло ко дну. Но Дэш и не пытался плыть. Лишь вглядывался в чёрные глубины в поисках белой вспышки.

Видел других. Уже мёртвых. Со свёрнутыми шеями, переломанными спинами, открытыми ртами. Видел железные туши городских зверей, что всё ещё судорожно подергивали выгнутыми лапами, пытаясь передвигаться по неровному дну.

И вот. Снова она. Совсем рядом. Только руку протяни.

Конечности послушались не сразу, но он всё же ухватил Киру за капюшон. Подтянул поближе. Прижал к груди. И мощными гребками устремился к поверхности.

Сквозь толщу воды пробивался свет. И это всё, что Дэш отчётливо запомнил.

Расплывшуюся кляксу солнца наверху и свою невыносимую жажду до него добраться.

А потом – только как раздирало болью горло от первого вдоха.

И как радостно встрепенулось сердце, когда рядом закашлялась Кира.

* * *

Он сумел добраться до берега без помощи спасателей, что уже вытащили на берег немало вполне себе шевелящихся и дышащих тел. И других, которых удалось отнять у Единых вод слишком поздно.

Доплыл, вытянул Киру на песок и даже оттащил подальше – мало ли – и только после этого без сил рухнул рядом.

Повернул голову, убедился, что глаза её открыты, а грудь несколько неровно, но постоянно вздымается, и вымученно улыбнулся:

– Привет.

Кира молчала, не открывая взгляда от утреннего неба.

– Я же обещал, что…

Дэшшил осёкся. Приподнялся на локте. Навис сверху.

– Кира?

Она смежила веки, а когда вновь посмотрела на него, золото и зелень листьев ингирии сменились непроглядной ночной тьмой, и от уголков глаз к вискам заструились чёрные завитки метки Торна.

Бог никак не желал отпускать свою любимицу.

Пятнадцать сестёр

В тот далёкий год последний день бельна, как когда-то называли в Лорнии первую зимнюю треть, выдался на удивление тёплым. Безветренным. Будто мир затаил дыхание в ожидании перемен.

Крупные хлопья снега словно нехотя опускались на землю и тут же таяли, оставляя под ногами прохожих липкую слякоть.

Час был ранний, но Игилот – достаточно большой торговый город, расположенный на границе с землями эсарни – уже жил полной жизнью.

По улицам шныряли мальчишки-разносчики, торопясь доставить посылки; грузный мельник резво погонял кривоногую висху, тащившую за собой телегу с мешками; а рыночная площадь уже была до отказа забита горластыми торговцами и не менее горластыми покупателями. Шустрые воришки мелькали то тут, то там, и после каждого их появления с какой-нибудь стороны рынка раздавался возмущенный вопль.

Кира наблюдала за царившей на улице суматохой и ленивым кружением снежинок через мутное оконное стекло и невольно хмурилась, прислушиваясь к разговору в соседней комнате. Мать говорила громко и жалобно, а её гостья, наоборот – строго и настолько тихо, что даже приходилось самой додумывать некоторые фразы, которые не удалось разобрать полностью.

– …по воле Торна. – В голосе эзмы Таротто звучали успокаивающие нотки. – …Нельзя игнорировать знаки…

– Да какой же это знак! – прорыдала матушка. – Она всего лишь поранилась, эзма! Дети часто сами себя увечат…

– Не плачь и не противься. Её ждет великое будущее.

– Великое… я знаю… ты слышала, как она играет?..

Саму Киру величие волновало мало. Жаль, конечно, покидать родной дом, бросать музыку и оставлять матушку совсем одну на этом свете, но другого выхода не было. И дело тут не в эзме – одной из немногих последовательниц Торна, что пытались образумить детей Сестёр, напомнить им о равновесии. И не в каком-то долгожданном знаке. Просто Кира знала, что и ей самой, и её близким, и даже абсолютно посторонним незнакомцам вскоре будет очень плохо.

Как когда съедаешь неспелую ягоду и болит живот, только хуже. Почти смертельно.

Кира чувствовала это. Слышала в шелесте листвы. В голосе ветра. В шёпоте моря. В криках птиц. И даже не удивилась, когда в прошлый синий день случайно упала и ударилась об острый камень, отчего на виске вдруг расцвёл чёрный узор, совсем не похожий на обычный синяк.