— Ты пахнешь мной.

Поцелуй в шею перерастает в посасывание, и до меня слишком поздно доходит, что Дима ставит мне засос.

— Дим, ты больной?! — толкаю его в плечо.

— Спасибо, это был лучший день рождения в моей жизни.

— Да пожалуйста.

— До завтра? Мы часов в десять заедем? — говорит Дима.

— Да, — я открываю дверь.

— Не хочу тебя отпускать, — он продолжает удерживать меня, обхватив за бедро. — Дай мне свои трусики.

Я застываю.

Такого от Янчевского я еще точно не слышала.

— Чего?

— Я пошутил, Лен, — прыскает Дима, целуя меня в щеку. — Ну все иди.

Выходя из машины, я улыбаюсь, как дура, и ощущаю себя падшей женщиной. Я — та, что почти обручена, весь день занималась сексом с другим мужчиной. Весь день. Но, опять же, как, с другим? Я не могу считать Диму “другим”. И мне тупо не стыдно, по крайней мере, сейчас.

Отдельные мышцы дают знать о своем существовании. Что свидетельствует о том, что во время плавания и секса тело работает по-разному. У меня даже появляется мысль поискать на эту тему какие-нибудь авторитетные источники.

— Лен? Это ты? — кричит мама из кухни, когда я захожу в квартиру.

— Да.

— Я как раз чай пить собиралась, будешь? — предлагает мама, выходя в прихожую. — Или тебя в гостях накормили?

— Я ничего не хочу.

Ее взгляд блуждает по моему лицу, по розовым щекам, по распухшим губам. Я отворачиваю шею, чтобы мама не увидела засос.

— Все нормально? Выглядишь ты как-то… — хмурится она, продолжая сканировать меня. — Выпила, что ли?

— Ага, выпила, — с облегчением выдыхаю я.

— Ясно. С Довлатовой своей вечно у вас без бутылки не обходится, — мама поджимает губы и уходит восвояси.

Я же захожу в ванную, закрываю дверь, включаю воду, раздеваюсь и встаю перед зеркалом. С правой стороны шеи красуется фиолетовая гематома, и от взгляда на нее по моему телу разбегаются мурашки.

Я смотрю в зеркало и не узнаю свое отражение.

Кто эта девчонка с лихорадочным взглядом?

— Не выспалась? — спрашиваю я, заметив, что Лена зевает уже не в первый раз.

— Долго не могла уснуть.

— А я давно так сладко не спал, — мечтательно вздыхаю, переворачивая бейсболку козырьком назад.

— Посмотри, — Лена кивает в сторону озера. — Идеальный вид.

Я оглядываюсь, чтобы проверить детей, которые плещутся у самого берега и бросают камни, и снова смотрю на Лену.

Мы сидим друг напротив друга под тентом. На Лене только купальник, который совсем не оставляет простора для фантазии. В общем-то, купальник довольно закрытый, но после вчерашнего, когда я заново исследовал каждый сантиметр ее тела, мне сложно не представлять Лену обнаженной.

— Мой самый идеальный вид прямо передо мной, — усмехаюсь я, проводя пальцем по ее шее, где красуется мой засос.

— Замолчи, — улыбается Лена. — И вот за это, — указывает себе на шею, — тебе надо голову оторвать. Как я с людьми встречаться буду?

Я веду пальцем по ее бедру.

— Как раньше. Завяжешь шарфик, наденешь гольф.

— Гольф в июле? — Лена морщит нос и поправляет солнцезащитные очки. — Ну спасибо. А перед мамой мне тоже в гольфе ходить?

Я смеюсь, представляя лицо Ольги Петровны.

— Мама заметила? Что говорит?

— Мама не видела. Я ныкаюсь от нее, как какая-то школьница.

— Если что, вали все на меня. Мне перед тещей уже все равно не отмыться.

— Перед бывшей тещей, — напоминает Лена.

— Перед бывшей тещей, — повторяю я. — Она знает, из-за чего мы развелись?

Лена качает головой.

— Нет. А твоя мать?

— Да.

Лена усмехается.

— Теперь ясно, с чем связан ее горячий прием.

— Да ладно тебе, Лен, не сердись на нее. Знаю, характер у моей матери — не сахар. Но она очень переживала, когда мы разошлись. В конце концов, каждый ошибается.

— Я и не сержусь, — грустно тянет Лена. — Что у папы?

— Ему желчный удалили. Еще сердце. У матери давление постоянно. Сдают они у меня.