— Ты пахнешь мной.
Поцелуй в шею перерастает в посасывание, и до меня слишком поздно доходит, что Дима ставит мне засос.
— Дим, ты больной?! — толкаю его в плечо.
— Спасибо, это был лучший день рождения в моей жизни.
— Да пожалуйста.
— До завтра? Мы часов в десять заедем? — говорит Дима.
— Да, — я открываю дверь.
— Не хочу тебя отпускать, — он продолжает удерживать меня, обхватив за бедро. — Дай мне свои трусики.
Я застываю.
Такого от Янчевского я еще точно не слышала.
— Чего?
— Я пошутил, Лен, — прыскает Дима, целуя меня в щеку. — Ну все иди.
Выходя из машины, я улыбаюсь, как дура, и ощущаю себя падшей женщиной. Я — та, что почти обручена, весь день занималась сексом с другим мужчиной. Весь день. Но, опять же, как, с другим? Я не могу считать Диму “другим”. И мне тупо не стыдно, по крайней мере, сейчас.
Отдельные мышцы дают знать о своем существовании. Что свидетельствует о том, что во время плавания и секса тело работает по-разному. У меня даже появляется мысль поискать на эту тему какие-нибудь авторитетные источники.
— Лен? Это ты? — кричит мама из кухни, когда я захожу в квартиру.
— Да.
— Я как раз чай пить собиралась, будешь? — предлагает мама, выходя в прихожую. — Или тебя в гостях накормили?
— Я ничего не хочу.
Ее взгляд блуждает по моему лицу, по розовым щекам, по распухшим губам. Я отворачиваю шею, чтобы мама не увидела засос.
— Все нормально? Выглядишь ты как-то… — хмурится она, продолжая сканировать меня. — Выпила, что ли?
— Ага, выпила, — с облегчением выдыхаю я.
— Ясно. С Довлатовой своей вечно у вас без бутылки не обходится, — мама поджимает губы и уходит восвояси.
Я же захожу в ванную, закрываю дверь, включаю воду, раздеваюсь и встаю перед зеркалом. С правой стороны шеи красуется фиолетовая гематома, и от взгляда на нее по моему телу разбегаются мурашки.
Я смотрю в зеркало и не узнаю свое отражение.
Кто эта девчонка с лихорадочным взглядом?
— Не выспалась? — спрашиваю я, заметив, что Лена зевает уже не в первый раз.
— Долго не могла уснуть.
— А я давно так сладко не спал, — мечтательно вздыхаю, переворачивая бейсболку козырьком назад.
— Посмотри, — Лена кивает в сторону озера. — Идеальный вид.
Я оглядываюсь, чтобы проверить детей, которые плещутся у самого берега и бросают камни, и снова смотрю на Лену.
Мы сидим друг напротив друга под тентом. На Лене только купальник, который совсем не оставляет простора для фантазии. В общем-то, купальник довольно закрытый, но после вчерашнего, когда я заново исследовал каждый сантиметр ее тела, мне сложно не представлять Лену обнаженной.
— Мой самый идеальный вид прямо передо мной, — усмехаюсь я, проводя пальцем по ее шее, где красуется мой засос.
— Замолчи, — улыбается Лена. — И вот за это, — указывает себе на шею, — тебе надо голову оторвать. Как я с людьми встречаться буду?
Я веду пальцем по ее бедру.
— Как раньше. Завяжешь шарфик, наденешь гольф.
— Гольф в июле? — Лена морщит нос и поправляет солнцезащитные очки. — Ну спасибо. А перед мамой мне тоже в гольфе ходить?
Я смеюсь, представляя лицо Ольги Петровны.
— Мама заметила? Что говорит?
— Мама не видела. Я ныкаюсь от нее, как какая-то школьница.
— Если что, вали все на меня. Мне перед тещей уже все равно не отмыться.
— Перед бывшей тещей, — напоминает Лена.
— Перед бывшей тещей, — повторяю я. — Она знает, из-за чего мы развелись?
Лена качает головой.
— Нет. А твоя мать?
— Да.
Лена усмехается.
— Теперь ясно, с чем связан ее горячий прием.
— Да ладно тебе, Лен, не сердись на нее. Знаю, характер у моей матери — не сахар. Но она очень переживала, когда мы разошлись. В конце концов, каждый ошибается.
— Я и не сержусь, — грустно тянет Лена. — Что у папы?
— Ему желчный удалили. Еще сердце. У матери давление постоянно. Сдают они у меня.