Так я втыкаю еще минут двадцать, а потом иду назад к Лене и детям. Меня не волнует, что недавно Лена выгнала меня из своей квартиры. Сейчас меня уже ничего волнует, и даже стало как-то легче. Как будто бы до звонка мамы между нами и не было ничего.
— Дима, мне так жаль, — Лена встречает меня на пороге печальная, но спокойная.
— Ты знаешь? — догадываюсь я.
Я захожу в квартиру.
— Мне мама только что звонила, — объясняет Лена, закрывая дверь. — Как Ирина Ивановна?
Я пожимаю плечами, прислонившись спиной к стене. Напротив меня располагается длинное узкое зеркало — в нем я сам на себя не похож.
— Кажется, ещё не поняла. Я там соседку попросил с ней побыть. Черт… — я опускаю голову. — Если бы я не уехал!
— Ну что бы ты сделал?
— Не знаю, все было бы иначе! Он же упал вчера! На кухне, говорит, голова закружилась. Мы же знали, что у него сердце… Нужно было ещё вчера ему скорую вызвать, а я в Москву собрался… Дебил.
От злости на себя и на то, что ничего нельзя исправить, сердце разрывается на части.
— Ну что ты такое говоришь, Дим! Ты ни в чем не виноват, — успокаивает меня Лена.
— Папа! Папа пришел! — в прихожую вбегает Степка.
За ним и Тихон. Маша с любопытством выглядывает из комнаты.
— Ты голодный? — спрашивает Лена.
Я вижу ее лицо, слышу ее голос, но слов не понимаю.
— Что?
— Я говорю, ты ужинать будешь?
— Да какой мне ужинать, — качаю головой. — Надо билеты забронировать. Там мама одна. Ты поедешь?
Лена неуверенно пожимает плечами.
— Надо бы попрощаться.
Я осматриваю ее фигурку, задерживая взгляд на животе.
Куда я ее потащу в таком состоянии?
— Знаешь, оставайся тут, — предлагаю ей. — Тебе сейчас не до этого. Да и пацанов обратно тащить, они устали.
— Да, наверное, им ещё рано… — соглашается Лена. — А Машу возьмёшь?
— Да. Если она поедет. Он ведь так ее любил, — у меня горло сжимается.
— Идем, Дим, разувайся. Проходи. Закажу вам билеты, — говорит Лена. — Что это у тебя? — спрашивает она, когда я ставлю на стол на кухне свой чемодан.
— Да так… — открываю его и провожу пальцем по инструментам. — Делать было нечего.
Затем выдвигаю из-под стола табурет и пробую его расшатать — скрипит. Сиденье ходит из стороны в сторону.
— Дим, ну зачем? — Лена догадывается, что я задумал.
А вот зачем я это делаю сейчас — действительно непонятно. Просто знаю, что мне нужно чем-то заняться.
Перевернув табурет за ножку, я осматриваю гайки и кручу их пальцами, потом подбираю подходящий ключ и закручиваю каждую по очереди. Затем приходит очередь остальных стульев.
Чуть позже Лена предлагает мне ужин, но кусок в горло не лезет. Размешивая ложкой густой черный чай, я смотрю на детей, на Лену, а мысли блуждают где-то в прошлом.
— Поверить не могу, что его больше нет… — говорю я, когда дети снова возвращаются в комнату.
Мы пока им ничего не сказали.
— Ужасный день сегодня, — Лена качает головой.
— И не говори… Как ты? — я беру ее за руку.
— Нормально. Ты меня извини, что накинулась на тебя. Ты ведь ни в чем не виноват, — она отпускает мою руку.
— Не извиняйся.
— Ляжешь с мальчиками в детской? — спрашивает Лена, переводя тему. — Мы с Машкой на диване.
— Да без разницы.
— Может, хочешь выпить?
— Нет.
— У меня пустырник есть.
— Да все нормально.
— Дим… Я… — запинается Лена.
Все ее мысли и переживания отражаются у нее на лице. Видно, как много Лена мне хочет сказать, но не находит нужных слов.
— Я все итак знаю, Лен. Ничего не говори, просто иди ко мне, пожалуйста, дотронься до меня, — я тянусь к ней.
Кажется, если она сейчас меня пошлет или оттолкнет, я сдохну.
Но Лена не отталкивает. Она подходит и обнимает за шею, крепко прижимаясь. Сердце у меня сначала останавливается, а потом будто бы перезапускается. Я утыкаюсь лицом ей в живот, вдыхаю ее запах. Это невозможно объяснить, но именно сейчас я чувствую, что я здесь, что я-то живой, а значит, еще рано сдаваться.
— Как же мне плохо без тебя, — Лена вздыхает. Ее грудь тяжело поднимается. — Как же мне плохо, Дима, — повторяет Лена. — Представляешь, когда ты ушел, я же сначала подумала, что ты больше никогда не вернешься? Так глупо. Я забыла про детей… Я обо всем забыла.
