— Нет, — качаю головой.
Мне становится нечем дышать. Руки сами тянутся к шее, оттягивая воротник белой блузки. Она без рукавов, зато с высоким горлом.
Я не ждала сегодня вечером гостей. Но Вадим позвонил час назад и сказал, что заедет. Пришлось переодеться.
— Тогда почему вчера отказалась от ужина? Детей нет, мы могли бы…
— Я была очень занята, — вру ему.
— Уже три дня, как ты вернулась, и все время занята, — недовольно бормочет Вадим. — Я не знаю, что и думать.
Усилием воли я стараюсь прогнать с лица выражение растерянности.
— Прости, мне и правда было некогда, готовила раздаточные материалы для семинара и перед марафоном всегда столько дел. Я собиралась позвонить на днях… — я поднимаюсь, чтобы открыть один из шкафов, хватаю коробочку с кольцом и кладу ее на стол перед Вадимом. — Хотела вернуть тебе это.
Взгляд мужчины блуждает по моему лицу, возвращается к коробочке, и снова ко мне.
— Ты хорошо подумала? — мрачным тоном спрашивает он.
— Да, — мой голос звучит твердо.
Прикусив губу, Чарсов усмехается и пожимает широкими плечами.
— Что ж… Будем встречаться, как встречались. Раз тебя устраивает такая жизнь, — произносит он с недоброй иронией.
Я понимаю, что речь идет вовсе не о наших отношениях, а о том, как именно я живу — о чужой мебели, маленькой кухне и неудобствах, которые в связи с этим, по мнению Вадима, должен испытывать любой уважающий себя человек. Именно это читается и в его насмешливом взгляде.
— Такая жизнь нас устраивает, — меня задевает его высокомерие, — а вот твое предложение — увы.
— Что ты хочешь мне сказать? — хмурится Вадим.
— Я тебя не люблю и хочу все прекратить.
— Почему? — он не воспринимает мои слова всерьез.
— Ты меня слышишь? Я не люблю тебя, Вадик!
— Это не причина. В чем дело? — допытывается мужчина.
— Дело в нас. Я правда думала, что смогу… И мне жаль, что ты потратил на меня столько времени и усилий, но мне мало общих интересов и хорошего секса! Мне мало просто уважения! Мне всего этого мало!
— Все из-за того, что я говорил тебе по поводу любви? — спрашивает Вадим. — Лена, это всего лишь слова. Мужчину определяют поступки! — он тянется ко мне и берет за руку. — Я очень хочу быть с тобой. Давай назовем это любовью, если угодно.
Он гладит мои пальцы, а голос у него успокаивающий, как у взрослого дяденьки, который пытается донести до ребенка простые истины.
— Ты же сам говорил, что не веришь в любовь, — усмехаюсь я.
— С тобой я готов поверить во что угодно, — Вадим опускает голову и целует мои костяшки. — Подумай о детях. Я позабочусь о них, Лена. Я все для вас сделаю. Все, Лена…
Он говорит все тише и тише, бормочет, уговаривает, я уже не могу разобрать слов.
Я пытаюсь обратиться внутрь себя, прислушаться…
Ну а вдруг… Вдруг, он прав…
Но там пусто — там ничего, ни хорошего, ни плохого, кроме слабого голоска совести, который все же пробился после моего возвращения в Москву, и чувства смятения.
— Дим… — вылетает у меня. От сказанного на лбу мгновенно выступает испарина, и я тихо исправляюсь: — Вадим… — осторожно вытягиваю пальцы из его рук и собираюсь с духом. — Мне… нужно кое-что тебе сказать. Это важно, ты в праве…
Я так волнуюсь, что пульс стучит в ушах.
Подняв голову, Чарсов сводит брови, а затем прищуривается. На его лице проступает осознание.
— У тебя кто-то появился, да?
— Что? — я хмурюсь.
— Кто он? — требовательно спрашивает Вадим.
И от его тона мне становится не по себе.
— Я хотела сказать…
Вадим тянется ко мне, проводит пальцем по щеке. Я дергаю головой, тогда мужчина кладет ладонь мне на щеку, а затем резко оттягивает горловину блузки.
— Надо же, какая страсть, — дергает сильнее, разглядывая засос — уже побледневший, однако заметный. От его выходки перехватывает дыхание. Я держу крепкие запястья и отталкиваю от себя. — Тебе этого со мной не хватало, да?
У меня пылают щеки, но не от стыда, а от того, как бесцеремонно Вадим обошелся со мной.
