— Мам, я приеду и сам все сделаю, — обещаю ей. — Ты там одна?
— Конечно одна… Сема-то… — она громко стонет в трубку.
Я прочищаю горло.
— Ладно, — зажмурившись, медленно киваю. — Мам, держись, слышишь? Я приеду, мы все сделаем, как надо. Только держись, мам.
Сбросив вызов, я звоню своему давнему приятелю — Мишке Теплову. Наши родители — соседи. Объяснив ситуацию, спрашиваю номер его матери, и к тому моменту, как дозваниваюсь до нее, выясняется, что она уже в курсе про отца — видела скорую. Тогда я прошу ее заглянуть к маме, по возможности, побыть с ней.
Затем сажусь на скамейку в каком-то сквере. У меня такое ощущение, что нужно куда-то бежать, что-то делать, но ноги не идут. Неподалеку отдыхает компания. Я прошу у парня закурить, хотя сто лет к сигаретам не притрагивался, а потом ловлю себя на том, что пялюсь в экран телефона и пытаюсь найти в журнале звонков дату нашего последнего с отцом разговора.
Это было третьего июля.
Мелькает дурацкая мысль, хочется набрать его. Руки-суки трясутся.
А вдруг мама что-то перепутала?
Парни на соседней скамейке галдят, громко ржут, посылают друг друга. Их смех и маты отрезвляют меня. Я начинаю злиться, потому что не понимаю, как такое возможно, что кто-то стоит рядом и смеется, когда у меня отец умер. Они, что тупые?
Так я втыкаю еще минут двадцать, а потом иду назад к Лене и детям. Меня не волнует, что недавно Лена выгнала меня из своей квартиры. Сейчас меня уже ничего волнует, и даже стало как-то легче. Как будто бы до звонка мамы между нами и не было ничего.
— Дима, мне так жаль, — Лена встречает меня на пороге печальная, но спокойная.
— Ты знаешь? — догадываюсь я.
Я захожу в квартиру.
— Мне мама только что звонила, — объясняет Лена, закрывая дверь. — Как Ирина Ивановна?
Я пожимаю плечами, прислонившись спиной к стене. Напротив меня располагается длинное узкое зеркало — в нем я сам на себя не похож.
— Кажется, ещё не поняла. Я там соседку попросил с ней побыть. Черт… — я опускаю голову. — Если бы я не уехал!
— Ну что бы ты сделал?
— Не знаю, все было бы иначе! Он же упал вчера! На кухне, говорит, голова закружилась. Мы же знали, что у него сердце… Нужно было ещё вчера ему скорую вызвать, а я в Москву собрался… Дебил.
От злости на себя и на то, что ничего нельзя исправить, сердце разрывается на части.
— Ну что ты такое говоришь, Дим! Ты ни в чем не виноват, — успокаивает меня Лена.
— Папа! Папа пришел! — в прихожую вбегает Степка.
За ним и Тихон. Маша с любопытством выглядывает из комнаты.
— Ты голодный? — спрашивает Лена.
Я вижу ее лицо, слышу ее голос, но слов не понимаю.
— Что?
— Я говорю, ты ужинать будешь?
— Да какой мне ужинать, — качаю головой. — Надо билеты забронировать. Там мама одна. Ты поедешь?
Лена неуверенно пожимает плечами.
— Надо бы попрощаться.
Я осматриваю ее фигурку, задерживая взгляд на животе.
Куда я ее потащу в таком состоянии?
— Знаешь, оставайся тут, — предлагаю ей. — Тебе сейчас не до этого. Да и пацанов обратно тащить, они устали.
— Да, наверное, им ещё рано… — соглашается Лена. — А Машу возьмёшь?
— Да. Если она поедет. Он ведь так ее любил, — у меня горло сжимается.
— Идем, Дим, разувайся. Проходи. Закажу вам билеты, — говорит Лена. — Что это у тебя? — спрашивает она, когда я ставлю на стол на кухне свой чемодан.
— Да так… — открываю его и провожу пальцем по инструментам. — Делать было нечего.
Затем выдвигаю из-под стола табурет и пробую его расшатать — скрипит. Сиденье ходит из стороны в сторону.
— Дим, ну зачем? — Лена догадывается, что я задумал.
А вот зачем я это делаю сейчас — действительно непонятно. Просто знаю, что мне нужно чем-то заняться.
