Перевернув табурет за ножку, я осматриваю гайки и кручу их пальцами, потом подбираю подходящий ключ и закручиваю каждую по очереди. Затем приходит очередь остальных стульев.
Чуть позже Лена предлагает мне ужин, но кусок в горло не лезет. Размешивая ложкой густой черный чай, я смотрю на детей, на Лену, а мысли блуждают где-то в прошлом.
— Поверить не могу, что его больше нет… — говорю я, когда дети снова возвращаются в комнату.
Мы пока им ничего не сказали.
— Ужасный день сегодня, — Лена качает головой.
— И не говори… Как ты? — я беру ее за руку.
— Нормально. Ты меня извини, что накинулась на тебя. Ты ведь ни в чем не виноват, — она отпускает мою руку.
— Не извиняйся.
— Ляжешь с мальчиками в детской? — спрашивает Лена, переводя тему. — Мы с Машкой на диване.
— Да без разницы.
— Может, хочешь выпить?
— Нет.
— У меня пустырник есть.
— Да все нормально.
— Дим… Я… — запинается Лена.
Все ее мысли и переживания отражаются у нее на лице. Видно, как много Лена мне хочет сказать, но не находит нужных слов.
— Я все итак знаю, Лен. Ничего не говори, просто иди ко мне, пожалуйста, дотронься до меня, — я тянусь к ней.
Кажется, если она сейчас меня пошлет или оттолкнет, я сдохну.
Но Лена не отталкивает. Она подходит и обнимает за шею, крепко прижимаясь. Сердце у меня сначала останавливается, а потом будто бы перезапускается. Я утыкаюсь лицом ей в живот, вдыхаю ее запах. Это невозможно объяснить, но именно сейчас я чувствую, что я здесь, что я-то живой, а значит, еще рано сдаваться.
— Как же мне плохо без тебя, — Лена вздыхает. Ее грудь тяжело поднимается. — Как же мне плохо, Дима, — повторяет Лена. — Представляешь, когда ты ушел, я же сначала подумала, что ты больше никогда не вернешься? Так глупо. Я забыла про детей… Я обо всем забыла.
Закрыв глаза, я обнимаю ее за бедра.
— Ну как я мог не вернуться?
Лена проводит пальцами по моим волосам, зарывается в них, тянет.
— Я не знаю, — шепчет она, и даже так слышна боль в ее голосе.
Я поднимаю на нее глаза и перехватываю за руку, льну к ней лицом. Лена моргает, чтобы прогнать навернувшиеся слезы.
— Лен, что бы ты не решила, мы с этим справимся.
— Ты не должен об этом думать, — возражает Лена. — Тем более сейчас.
— Я лучше знаю, о чем я должен думать.
— Надо сказать Машке про деда.
Лена возвращает меня к мыслям об отце.
Я делаю судорожный вздох и предлагаю:
— Давай я сам?
— Хорошо.
— Елена, скажите, а вы раньше не работали на телевидении? — интересуется Мария Швец — продюсер одного из кабельных каналов.
Мы выходим из моего кабинета.
— Нет, — улыбаюсь я, — что вы!
— А хотите попробовать?
— Простите?
Я удивленно моргаю, решив, что ослышалась.
— Мы собираемся снимать новую программу для женской аудитории. Нужен ведущий — женщина обаятельная, элегантная, с хорошей дикцией, которая умеет расположить к себе собеседника.
