— Да... и...? — отвечает она.

— Ну, ты еврейка. Ты была в плену.

— Он тоже был заключенным, только по-другому.

— Я не понимаю. — Я прочитала объяснение Чарли по этому поводу, но, похоже, теперь бабушка согласна с его словами.

— Это потому, что ты никогда не испытывала желания отдать свою жизнь за того, кто готов отдать свою за тебя.

— Я просто... это как-то неправильно?

— Неправильно? — резко восклицает она. — Кто устанавливает правила в твоей жизни... ты или мир вокруг тебя?

— Пожалуй, теперь я понимаю. — Или, по крайней мере, пытаюсь.

— Знаешь, я семьдесят четыре года задавала себе вопросы, которые так легко слетают с языка, но после долгой жизни, полной хороших и плохих переживаний, решила, что никто не может указывать мне, что я должна чувствовать. Я совершила ошибку, Эмма, которая стоила мне моей великой истории любви. Я выбрала то, что вписывалось в мою жизнь, вместо того чтобы вступить на опасную, неизведанную территорию запретной любви. Разница больше, чем можно себе представить: один вариант пугает, а другой — прост. Пугающий выбор не для всех, но теперь я верю, что если ты достаточно смел, чтобы рискнуть, награда будет стоить каждой прожитой секунды, когда все получится.

В попытке найти слова для ответа я открываю и закрываю рот по меньшей мере три раза, но ничего не получается. Я обескуражена.

— Почему ты не... — Меня бы здесь не было. Мамы бы сейчас не было.

— Есть вещи, о которых я не могу говорить, Эмма. Боль прошлого — это эмоции, от которых я навсегда отгородилась, и единственный способ сохранить данное себе обещание — это держать свои чувства в дневнике — там, где им и место.

— Ты не была счастлива с дедушкой?

— Я была счастлива с твоим дедушкой, — настаивает она. — Он был хорошим человеком. Он много работал, заботясь о семье, но мы с ним были скорее лучшими друзьями, чем кем-то еще, и именно поэтому у нас все получалось все эти годы. Брак строится на дружбе, доверии и верности. У нас это было. — Любовь она опустила. — Но когда у тебя есть нечто большее, назад пути уже нет.

— Значит, ты любила Чарли?

— Это не совсем правильное слово, чтобы описать наши с Чарли чувства.

— Дамы, — раздается голос Джексона с порога, а я сижу с открытым ртом и пытаюсь понять, что мне говорит бабушка. — Все в порядке?

— Все просто замечательно, — отвечает бабуля. — Джексон, будь добр, принеси мою сумочку. Я хотела заплатить тебе за то, что ты сделал вчера вечером.

Кажется, я никогда в жизни не вскакивала так быстро. Кресло, в котором я сидела, ударилось о стену позади меня, включив тревожную кнопку, вызывающую медсестру.

— Что? — Я смотрю между ними двумя. — Ты что, издеваешься? Это же шутка, да?

Джексон, сложив руки на груди, тихо смеется с закрытыми глазами, а бабушка улыбается, как нашкодивший ребенок.

— Попалась, — говорит она.

Все еще смеясь, Джексон подходит ко мне сзади и задевает мое бедро, когда тянется к кнопке вызова. Прикосновение его руки приятно согревает через тонкую ткань штанов для йоги. Это тепло разжигает в моем теле огонь, которого я не чувствовала раньше.

— Так, теперь, когда с розыгрышами покончено, пришло время проверить показатели, — усмехается Джексон, глядя на бабушку. А я хватаюсь за сердце, ставя кресло на место. Все еще смущаясь, не говоря ни слова, я сажусь и пристраиваю свою сумку на кровати, чтобы занять себя, пока Джексон проверяет состояние бабушки. — Все выглядит хорошо. Если показатели продолжат улучшаться, мы сможем вскоре перевести вас из отделения интенсивной терапии.

— А ты все еще будешь моим врачом? — спрашивает бабушка.

— Конечно, — кивает он. — Я ваш кардиолог, так что вы останетесь со мной.

— Именно это мне и хотелось услышать. — Я упираюсь локтями в бедра и опускаю голову на руки. Совершенно очевидно, что мама и бабушка одинаково решительно настроены на то, чтобы устроить мой брак. По крайней мере, на этот раз они выбрали удачный вариант. — Ну что ж, приятно было снова тебя увидеть. Эмма как раз собиралась немного почитать мне, но я с нетерпением жду нашей следующей встречи.

Джексон смеется со слов бабушки, как, похоже, и все остальные на этом этаже. Не представляю, что бы она делала, не будь у нее зрителей и человека, который бы постоянно становился объектом ее шуток.

— Эмма, можно тебя на секунду? Потом я верну тебя к твоим читательским обязанностям.

Я встаю с кресла, все еще не понимая, злиться мне или смеяться:

— Не волнуйся, я никуда не денусь, — заявляет бабушка.

— Я и не волновалась, — высовывая язык, говорю ей, когда выхожу из комнаты.

Джексон направляется в зону ожидания, и я начинаю переживать, что у него могут быть плохие новости о состоянии бабушки, хотя он не выглядел обеспокоенным, когда просматривал отчеты.

В приемной больше никого нет, и он закрывает за нами дверь.

— Все в порядке? — спрашиваю я, чувствуя, как слова застревают у меня в горле.

— Да, она в полном порядке, учитывая то, что ей пришлось пережить вчера. Честно говоря, думаю, она полностью поправится.

— О, — выдохнула я, хватаясь за вырез рубашки. — Слава богу.

Я делаю еще несколько тяжелых вдохов, прежде чем вспоминаю, что Джексон позвал меня для разговора.

— Так о чем ты хотел поговорить? — Может быть, о том, что его личная жизнь была выставлена на всеобщее обозрение сегодня утром без моего ведома? Надеюсь, что нет.

— Вчера вечером я сглупил, — неожиданно произносит он.

Разочарование заполняет мою грудь, и сердце словно раскалывается на части. Прошлая ночь была слишком тяжелой.

— Прости, мне не следовало впутывать тебя в эту историю или...

— Что? — недоуменно спрашивает он.

— Извини, если я причинила тебе неудобства.

— Ты доставила мне невероятное неудобство, — соглашается Джексон, положив руки на бедра.

Его слова потрясли меня, потому что вчера вечером я старалась быть предельно осторожной. Я не хотела показаться отчаявшейся, какой меня, вероятно, выставила бабушка, и честно рассказала ему о Майке. Даже не знаю, что могла бы сделать по-другому. Свидания — явно не мой конек, и я уже представляю, как буду носить звание Безумной Кошатницы.

— Прости, Джексон. Я постараюсь больше тебя не беспокоить. Я не хотела создавать проблем... честно.

— Ты и должна сожалеть, — говорит он совершенно искренне. — Я пытался поступить правильно вчера вечером, и в результате не смог заснуть оставшиеся мне несколько часов. Это из-за тебя я сегодня утром уже выпил шесть чашек кофе.

— Я пойду, — торопливо говорю ему. — Мне только нужно немного почитать бабушке, а потом ты меня больше не увидишь.

— Нет, — возражает он.