Вот так просто. Даже не попрощавшись. А мне остаётся лишь смотреть ему в спину.
Никогда не встречала настолько немногословных людей.
Тяжело выдыхаю, снова чувствуя себя полной идиоткой. Сколько мы ещё будем сталкиваться с этим мужчиной при тех обстоятельствах, когда я либо не увидела машину, либо не услышала, либо не смогла отвязаться от навязчивых парней в баре?
Никогда в жизни я не чувствовала себя настолько беспомощной, как рядом с этим Воскресенским.
Продолжая стоять на месте, провожаю взглядом его удаляющуюся фигуру до тех пор, пока он не садится в машину и не выезжает с территории клиники. Так больше на меня и не взглянув.
Хотя с какой стати он вообще должен смотреть в мою сторону… Не знаю, откуда такие мысли.
Крепче прижав к груди папку с документами, поворачиваюсь уже было в сторону продуктовой лавки, но в этот же момент слышу, как кто-то окрикивает меня сзади.
— Алиса?
Разворачиваюсь и упираюсь взглядом в подругу моей тёти — врача репродуктолога из нашей клиники, которая помогла мне устроиться сюда на работу.
— Здравствуйте, Ирина Дмитриевна.
Глава 10.1
Глава 10.1
— Детка, ты что здесь делаешь такая раздетая? Ты на небо смотрела, вот-вот ливанёт, — запахнув края халата, шагает в мою сторону. — Я тебя из окна увидела. Стоишь тут одна, какая-то потерянная.
— Да я хотела кофе купить, но вот... — взмахиваю снимками мозга Вадика, чувствуя, как в носу снова начинает сильно щипать.
— Да, я только что видела твою маму в отделении, — переводит на меня сочувственный взгляд. — Знаю, что Вадим здесь. Что в итоге сказал нейрохирург?
— Ничего хорошего. Нужна операция, которую не делают в России. Только в Германии откликнулись. Сумма нереальная, — дрожащий рукой протягиваю листок с расчётным чеком Ирине Дмитриевне и делаю машинальный судорожный вдох, пытаясь сдержать нарастающую в груди истерику.
Да что ж это такое! Я ведь так хорошо держалась!
То ли я уже от усталости и недосыпа не вывожу эмоции, то ли от того, что осознаю, в каком отчаянном положении мы находимся.
А этот трагично-сочувственный взгляд Комаровой вообще окончательно добивает и выбивает из колеи. Не выношу, когда меня жалеют. И нет, не потому что я такая гордая и независимая. А просто потому, что от этого не становится легче. Наоборот, расклеивает ещё больше.
— Так… — Ирина Дмитриевна поджимает губы, обводя счёт хмурым взглядом, и на какое-то время как будто о чём-то задумывает. А затем её лоб неожиданно разглаживается, и она вдруг резко подхватывает меня под локоть. — А знаешь что, дорогая, давай-ка мы пойдём ко мне в кабинет. Вместе выпьем кофе.
— Да нет, спасибо, не стоит. У меня и времени нет, я же на смене сегодня… — пытаюсь мягко высвободить локоть, но Комарова слишком сильно меня держит и уже тянет к дверям клиники.
— Ничего страшного, подождёт твоя смена. Все в курсе твоего положения и всё прекрасно понимают. К тому же я тебя здесь одну не оставлю в таком состоянии. Ты себя видела вообще? Бледная как смерть. Мой кофе ничем не хуже, чем в фудтраке. Так что пошли.
Она практически тянет меня за руку, после чего мы возвращаемся в клинику и через пару минут оказываемся у Ирины Дмитриевны в кабинете.
Машинально осматриваюсь, ощущая некоторую растерянность из-за большого количества изображений разных этапов зачатия и развития плода. В отделении репродуктологии я в принципе редко бываю. И вообще не люблю все эти плакаты со счастливыми родителями. Не знаю почему. Всегда ощущаю какую-то… неловкость что ли… когда смотрю на эти снимки улыбающихся матерей, поглаживающих свой округлившийся живот, или держащих на руках младенца. Наверное потому, что понимаю — у меня такого никогда не будет. Или если будет, то ещё очень не скоро.
— Ты чёрный пьёшь или с молоком? Садись в кресло. Не стесняйся.
— Сейчас, наверное, чёрный.
Ирина Дмитриевна включает чайник, а я усаживаюсь в кресло перед её столом, продолжая обводить взглядом кабинет. Сколько здесь фотографий детей.
Судорожно вдыхаю и мне мерещится, что в воздухе витает аромат парфюма Воскресенского. Или это от меня… Скорее всего, ведь он прижимал меня к груди. Не знаю, зачем я опять о нём думаю…
— А без операции никак не обойтись? — возвращаюсь в реальность, когда Комарова ставит передо мной тарелку с печеньем и садится в кресло напротив.
— К сожалению нет. У Вадика киста. Доброкачественная, но она очень быстро увеличивается. Гормоны только сдерживают рост, но не останавливают. Так что если не удалить… В общем без операции обойтись не получится, — заканчиваю утыкаясь взглядом в чашку.
— Бедная ты моя девочка… Ну-ну, только не хандри. В моём отделении хандра не приветствуется. У нас здесь другая атмосфера.
— Да нет, всё нормально, правда. Я… держусь, — отвечаю, поджимая губы. Не буду же я рассказывать абсолютно постороннему по сути человеку, что внутри меня всю буквально раздирает от паники и бессилия, потому что на данный момент я понятия не имею как выходить из этой ситуации.
— Ничего. Я всё понимаю, — женщина сочувственно вздыхает, опираясь локтём в стол и кладя подбородок на ладонь. — Нет, ну можно, конечно, открыть сбор в благотворительных организациях, но сама понимаешь, как это долго. Вадим не единственный ребёнок. И госфинансирование только для детей, кому требуется постоянная срочная помощь. Подобные операции они не спонсируют. На моей памяти срочное финансирование предоставляется детям-бабочкам, а в вашем случае даже на телевидение трудно будет сразу попасть. Опухоль ведь не злокачественная…
Электрический чайник щёлкает. Ирина Дмитриевна плескает в стакан кипяток, после чего ставит передо мной вместе с сахарницей.
— Других вариантов у меня нет. Придётся надеяться на чудо.
— Ну чудо это конечно хорошо, только мы, дорогая моя, к сожалению не в сказке живём. Нужно искать варианты более реальные и действенные. Ты меня понимаешь?
— Если честно, не совсем. Вы что-то конкретное имеете в виду?
Непонимающе хмурюсь, смотря на Комарову, которая почему-то не спешит отвечать, в свою очередь внимательно сканируя меня взглядом.
— У меня есть вариант решения твоей проблемы, — прищурившись, перекидывает ногу на ногу и отпивает глоток обжигающего кофе. — Скажем так, я знаю, где взять деньги, но ты ведь понимаешь, что просто так в этой жизни ничего не даётся, правда?
Молча киваю, всё ещё не понимая о чём идёт речь. Но уже одна только фраза о том, что Комарова знает, где достать деньги на операцию Вадика даёт такой мощный толчок надежды, что сердцебиение непроизвольно начинает ускоряться.
