— Я мигом. — Женщина, несмотря на своё грузное тело, прытко устремляется к выходу. — И душицы! Душицы с пустырником вам заварю! — громко добавляет она на бегу.
Душица, так душица. Пожимаю плечами. Успокаивающие травки мне сейчас не помешают.
Мой завтрак — это не повод для остальных отлынивать от работ. Поэтому перед тем как подняться к себе в покои, раздаю указания.
— Мари? Жакотт?
Девушки дружно выступают вперёд.
— Берёте по ведру с водой, добавляете в него по большому куску мыла и до блеска отмываете мою комнату. Затем уборная. Хотите вы того или нет, но вы должны избавиться от той вони, что вынуждает меня как можно реже посещать это зловонное место. После — обеденная. Желаю принимать пищу в отведённом для этого месте. Этот завтрак станет последним, что подадут мне в покои. Вам всё ясно?
Служанки исподлобья переглядываются, кивают и уносятся вслед за Аделль.
Поразительное расстопорство сегодня у них! Ещё бы так скоро работу свою выполняли.
— Ты... — подхожу ближе к пока неизвестной мне женщине, — Какие обязанности ты выполняешь в замке?
Женщина переминается с ноги на ногу, нервно теребит край фартука и украдкой поглядывает на Бенедикта.
— Так я это... — она задумчиво хмурит лоб, словно забыв, зачем вообще она здесь. — Ну я это...
— Ну же, решительней. — говорю с напущенной мягкостью. — Ведь вы просто жаждали перемен. Так отчего же сейчас обомлели?
Лицо женщины покрывается красными пятнами, на лбу выступают крупные капли от пота. Наверное дошло наконец, что баронесса стала невольной свидетельницей их с Жакотт разговора.
Я же просто жажду услышать её. Но она лишь тревожно сопит и упрямо молчит.
— Аглайка это. — слышу у себя за спиной. — Местная прачка. Она...
Одним движением руки заставляю Бенедикта молчать.
— Так это вы устраиваете стирку прямо под окнами? Разве в замке нет прачечной?
— Есть, госпожа. — вновь отвечает за неё управляющий.
— Бенедикт! — бросаю через плечо. — Ещё слово и ты станешь прачкой, а эта немногословная особа займёт твоё место!
За спиной раздаётся булькающий звук, как будто кто-то прочистил горло, затем тишина.
— В замке есть прачечная? — продолжаю наседать на Аглаю.
— Да, госпожа. — едва слышно отвечает она. — Желаете посмотреть?
— О-о-о, я обязательно посмотрю. — зловеще тяну. — Я загляну в каждый уголок этого замка. И не дай бог мне хоть что-то не понравится... Накажу! Всех велю выпороть! И если я ещё хоть раз запримечу, что стирка происходит не в прачечной, то ты, Аглая, первой распробуешь гибкость кнута.
Прачка заметно съёживается от моих слов, но набирается храбрости и начинает причитать.
— Так воду, госпожа. Воду-то приходится с колодца таскать. Тяжко. Мне бы сподмог кто...
— Ты. — указываю пальцем на мужичонка с козлинной бородкой. — Чем занимаешься ты?
— Я-то? — он выпучивает глаза на меня. — Так починить, подлатать, забить или сломать — это всё я.
Ух, какой занятой человек...
— С этого дня станешь ещё ей помогать. — Указываю на прачку. — А ежели занят будешь, то и сама не развалится. А сейчас, брысь за работу! Нечего мне здесь языками чесать.
Прачку и козлобородовича вмиг словно ветром сдувает.
В холле остаются лишь Бенедикт и двое рослых мужчин.
Управляющего я оставляю на сладкое. Подхожу к слугам и замираю напротив них.
В нос ударяет запах навоза и пота. Нетрудно догадаться кем работают эти мужчины.
— Вы, я так понимаю, за скотиной ухаживаете?
— Конюх я, госпожа. — Слегка кланяется один из мужчин. — Томас.
— А я за птицей да за рогатым скотом смотрю. — представляется другой. — Зовут меня Ральф.
— Неужто у нас и скотина имеется? И лошади есть? — признаюсь, удивлена.
— А как же госпожа, пусть и немного, но есть. — улыбается Ральф.
— А жеребцы наши и вовсе особенные. — с гордостью добавляет конюший. — Наш почивший барон всю душу в них вкладывал! Почти всех распродал, а их пожалел.
Вот значит как. Значит барон любил лошадей? Хммм... Оказывается, барону было знакомо чувство — любовь? Неожиданно.
