Мне абсолютно не важно на что рассчитывал некий барон и я не обращаю никакого внимания на оговорку в словах повитухи. Больше всего меня поражает то, что мою дочь будет кормить какая-то неизвестная баба. Не позволю!
— Кормилица не нужна! — практически кричу, — Я сама в силах выкормить собственного ребёнка. — а в этом я уверена, так как грудь тянет от обилия молока.
— Но барон... — начинает Агнесска.
— Плевать мне на барона и на любого, кто будет говорить мне, что делать! — яростно произношу и ещё крепче прижимаю дочку к себе.
— Ох! — раздаётся очередной синхронный вскрик со стороны девушек, а повитуха и вовсе хватается за грудь.
— Помоги мне! — в приказном тоне произношу, уверенная, что Агнесска не посмеет ослушаться, ведь она всё время называет меня госпожой. Значит, по всем канонам этого времени, она должна мне повиноваться!
Агнесска оправдывает мои ожидания. Она послушно подходит к кровати, но перед тем как помочь мне правильно приложить дочку к груди, напутственно произносит:
— Леди Катарина, я понимаю, что вы ничего не помните, но ваш супруг... Он... — повитуха мнётся, словно подбирая слова. — Он весьма суровый человек. — наконец произносит она, — Он может не одобрить ваше поведение. Никогда, слышите, никогда не повышайте голоса при своём муже. Барон любит покорность. Иначе... Иначе он может выпороть вас.
Мне становится интересно, что же это за зверь то такой — "барон". Неужели мой муж... вернее муж девушки, тело которой я заняла, настолько жесток? Мда... Избивать собственную жену за непослушание! Да этот тип та ещё сволочь. Теперь понятно откуда у девушки синяки на руках. Получается, чтобы не быть побитой я должна постоянно молчать и покорно делать всё то, что он говорит? Патриархат какой-то... А как же равенство полов? Похоже придётся постараться, чтобы выжить в этом суровом мире.
— Молока и вправду достаточно! — голос повитухи вырывает меня из размышлений.
Оказывается, пока я была погружена в себя, повитуха уже обследовала мою грудь и оказалась довольна увиденным. Она показала мне, как стоит грамотно держать и как правильно кормить дочь, чтобы той было комфортно дышать.
Дочка жадно присасывается к груди и с наслаждением причмокивает. Она жмурится от удовольствия и становится похожа на настоящего ангела.
Я с восторгом наблюдаю за ней. Внезапно понимаю: я до сих пор не дала имени дочке!
Не задумываясь, шепчу ей:
— Твоё имя София... Софа... Софочка...
Я настолько поглощена своей дочерью, что абсолютно не замечаю, что творится вокруг.
Не слышу, как повитуха вновь недовольно прицокивает. Не вижу, как она неодобрительно качает головой.
Откуда же я могла знать, что имя для первенца всегда выбирает барон.
Глава 3
Насытившись, София засыпает
— Дайте мне девочку. Я переложу её в колыбель. — повитуха тянет руки в сторону дочки, но я инстинктивно дёргаюсь в сторону.
Агнесска смеётся, а я недоумённо хлопаю глазками, смотря на неё. Не понимаю, что же её так рассмешило.
— Вы как волчица. — просмеявшись, объясняет она. — Дикая, но готовая разорвать за своего малыша. Давайте. — она вновь тянет руки, — Ничего с вашей дочерью не случится.
С неохотой, но всё же отдаю Софочку повитухе. Агнесска перекладывает малышку в колыбель, затем поворачивается к одной из девушек и говорит:
— Жакотт, сходи, принеси ушат тёплой воды. Нужно обмыть госпожу. — переводит взгляд на вторую, — А ты, Мари, сбегай на кухню. Пусть приготовят куриный бульон. Скажи поварихе, что леди Катарина желает откушать. Ей теперь нужны силы, чтобы поскорее встать на ноги.
Девушки послушно кивают и убегают.
— Вам нужно привести себя в подобающий вид. — Агнесска подходит ко мне, — В любую минуту может прийти ваш супруг.
Больше всего на свете я не хочу встречаться с бароном. Исходя из того, что мне довелось услышать ранее, этот человек крайне опасен. Неизвестно, как он отреагирует на новость, что вместо сына у него родилась дочь. Но разве мнение баронессы кого-то волнует?
Повитуха помогает мне присесть, затем убирает простынь с ног, и я вижу, что кровать подо мной, напрочь пропитана кровью. Становится не по себе. При такой кровопотере шансов выжить у баронессы действительно не было. Кошусь в сторону повитухи. Она, всё таки, какой — никакой, но лекарь и должна понимать, что чудес не бывает и то, что их госпожа осталась жива — это происки высших сил.
Агнесска качает головой и вновь крестится.
— Кровищи то сколько! — восклицает она, — Но Господь милостив, сохранил вашу жизнь!
Меня начинает раздражать её набожность. Раз Господь так милостив к баронессе, почему она находится в таком плачевном состоянии? Почему позволил барону измываться над беременной девушкой? Почему не защитил?
Но вслух сказать этого не могу. Мне остаётся лишь печально вздыхать и податливо кивать на слова повитухи.
В какой — то момент понимаю, что жутко хочу в туалет. Сообщаю об этом Агнесске, на что она непонимающе округляет глаза. Приходится вспоминать как это место называли пару веков назад.
— В уборную! — радостно вскриваю, когда наконец-то нахожу нужное слово.
И только тогда Агнесска с облегчением выдыхает, берёт за руку и помогает встать на ноги.
Как только ноги касаются пола, чувствую, что сейчас вновь упаду. Голова кружится, в глазах темнеет и ноги подкашиваются от болезненной слабости. Но повитуха не даёт мне упасть. Она перехватывает меня за талию и хватка её, не по-женски крепкая, заставляет меня стоять.
— Сейчас — сейчас. — успокаивает меня Агнесска, — Сейчас станет лучше. Постой. Не спеши. Дай телу привыкнуть, разогнать кровь.
Если эта кровь ещё есть в моём теле... Усмехаюсь про себя.
Но повитуха и в этот раз оказывается права. Вскоре, комната перестаёт кружиться, в глазах прояснятся. Слабость ещё остаётся, но уже не такая сильная. Делаю шаг. Второй. Вроде бы получается.
