Повитуха? Значит я... вернее девушка, в теле которой я нахожусь, совсем недавно родила? А этот плач... плач моего малыша?
— Ребёнок, почему он так плачет?
— Ясно почему! — женщина неодобрительно качает головой, — Мамка-то от него отказалась!
Отказалась? Эта девушка отказалась от собственного, только что рождённого малыша? Как вообще такое возможно?
Да я бы жизни не пожалела! Я бы всё отдала! Только бы стать мамой... А что мне мешает? Вот он, шанс, пусть и в другой жизни, но теперь мне есть кому посвятить новую жизнь. Я подарю этому малышу всю свою нежность, любовь, заботу. Ради него сверну горы. Перегрызу глотку любому.
— Дайте мне скорее ребёнка! — я вытягиваю руки вперёд и с ужасом их осматриваю.
Тонкие, словно тростиночки, белее мела, с хорошо заметными голубоватыми прожилками вен, были все в синяках: фиолетовые — свежие, с желта — начинающие заживать. Откуда взялись фиолетовые я представляла, а вот старые синяки... Неужели девушку избивали? Но кто на такое решится? Даже самый последний, моральный урод не посмеет поднять руку на беременную женщину! Значит тот, кто издевался над моим телом, хуже чудовища?
Хочу расспросить об этом Агнесску. Поднимаю голову и тут же обо всём забываю.
Повитуха стоит рядом с кроватью и протягивает мне малыша.
Глава 2
Вкладывает мне в руки ребёнка, но не убирает свои. Поддерживает его, страхует, пока я не прижимаю кроху к груди. И только тогда отступает.
Стоит мне прижать ребёнка к себе, как он замолкает, а я забываю про боль.
Рассматриваю его, стараюсь запомнить каждую чёрточку, каждый штришок лица малыша.
У меня на руках красное, сморщенное существо с огромной головой и мутноватыми глазками, но я вижу другое: этот младенец самый прекрасный ребёнок на свете.
Склоняю голову к волосам крохе и с наслаждением вдыхаю. Меня переполняет восторг, нежность, любовь. Понимаю, что уже не смогу без него. Мой. Только мой. Не отдам никому.
Малыш хмурится и жалобно кривит губы.
— Тише, тише малыш. — шепчу я, покачивая его на руках, — Какой он красивый.
— Красивая. — поправляет меня повитуха, но я едва слышу её.
— Что? — машинально переспрашиваю.
— Я говорю, красивая. — слегка повышенным тоном повторяет Агнесска, — У вас родилась прекрасная дочь.
— Дочь... — я улыбаюсь и бережно провожу кончиком пальца по щеке крохи, — Это же замечательно!
— Леди Катарина? — обеспокоенно зовёт повитуха, и мне приходится оторваться от любования дочерью, — С вами всё хорошо?
— Всё просто волшебно. — отвечаю я и улыбаюсь. Ощущаю себя на седьмом небе от счастья, но что-то в голосе повитухи меня настораживает, и я добавляю — Почему вы спрашиваете?
— Пару часов назад вы были ужасно расстроены, когда узнали, что не смогли подарить мужу наследника. — Агнесска хмурится и сурово поджимает губы, — Вы практически отказались от дочери. Говорили о смерти. А теперь вы безмерно рады, что родили дочь. Ваше поведение пугает меня. Неужели горячка?
Повитуха стремительно приближается, ощупывает мой лоб, затем качает головой и отступает назад.
— Горячки нет... — задумчиво протягивает она и продолжает исследовать моё лицо подозрительным взглядом.
Я понимаю, что нужно как-то объяснить своё поведение. Рассказать правду нельзя. Неизвестно как относятся в этом мире к переселению душ. В средневековье верили в ведьм. Боялись их. Отлавливали, как бродячих собак. Вдруг и меня осудят за колдовство. Нет, говорить правду нельзя. Но что-то я должна сказать, чтобы успокоить Агнесску. Мысли мечутся в поисках выхода...
— Неужто проблемы с памятью. — неожиданно, говорит повитуха, а я хватаюсь за её предположение, как утопающий за соломинку.
Это же то что нужно. Сделаю вид, что совсем ничего не помню. По мне, так логичное объяснение. Я всё таки пережила тяжёлые роды и едва не умерла... В конце концов, сошлюсь на послеродовую депрессию! Хотя... я даже не знаю в каком веке я оказалась. Повезёт, если в этом времени знакомы с таким диагнозом.
Но выхода нет. Лучшего я всё равно не придумала.
— А я ведь и вправду, ничего не помню. — опасливо произношу и слышу, как из конца комнаты раздаётся испуганный вскрик. Смотрю на источник шума и вижу, что одна из девушек сконфуженно прикрывает пальцами рот, а в глазах её страх.
С трудом сглатываю образовавшийся ком в горле. Неужели сглупила? Сказала что-то не то? Или в этом времени потерю памяти воспринимают как серьёзное заболевание? Ну и пусть... Пусть уж лучше сочтут за умалишённую, чем сожгут на костре.
Но повитуха в очередной раз спасает меня. Она понимающе кивает головой и произносит:
— И такое бывает. Главное живы остались, а память непременно вернётся. — повитуха отходит к столу, берёт кувшин и наливает стакан воды. — Честно сказать, я была уверена, что вы уже отошли в мир инной. — она грустно вздыхает и осеняет себя крестом, — Зеркало не запотело, когда я поднесла его к вашим губам. А когда мы стали оплакивать вас, вы внезапно очнулись. Чудо! Произошло настоящее чудо! Господь всемогущ! — повитуха вновь крестится, затем достаёт из полотняного мешочка флакон и добавляет из него пару капель в стакан, вода становится жёлтого цвета. — Выпейте это. — повитуха подносит стакан к моим губам и я послушно глотаю горькую жижу. — Отвар из гвоздики травянки поможет вам. Успокоит боль и прогонит любую заразу.
Когда стакан становится пуст, Агнесска удовлетворительно кивает и ставит его обратно на стол.
Малышка в этот момент начинает кукситься и похныкивать. Я успокаивающе поглаживаю её по спине.
— Голодная. — бросает через плечо повитуха.
Её слова заставляют меня встрепенуться. И как я сама не догадалась? После родов прошло уже несколько часов, а новорожденную до сих пор не приложили к груди.
— Можно я её покормлю? — с надеждой спрашиваю повитуху, на что она удивлённо округляет глаза.
— Но леди Катарина! — в её голосе я слышу неодобрение, — Не положенно госпоже самой вскармливать своё потомство. Кормилица должна скоро прийти. Она то и займётся этой работой. Я слышала, что барон не пожалел денег и нашёл для своего наследника здоровую женщину, у которой достаточно молока. — в этот момент Агнесска охает и прикрывает пальцами рот. — А родилась то наследница. — едва слышно добавляет она и с сочувствием смотрит на мою дочь.
