их рыбаку, но тот уже отчалил и крикнул:
– Не надо никаких денег! – С этими словами он скрылся из виду.
Сюань-цзану было очень неловко, и, сложив руки, он выразил
свою благодарность.
– Да что его благодарить, учитель! – сказал Сунь У-кун. – Вы ведь
не знаете, кто он такой. Это водяной дух, и если бы он не вышел нам
навстречу, я непременно вздул бы его. Пусть скажет спасибо, что
остался небитым. А о плате и толковать нечего.
Сюань-цзан отнесся к словам Сунь У-куна с недоверием, но
промолчал, взобрался на коня, и они двинулись дальше. Глазам их
открылись необъятные просторы. Казалось, они попали в Другой мир
и, очистившись сердцем, вступили на священные горы. Они и не
заметили, что красный диск солнца стал клониться к западу –
приближались сумерки.
Тучки беспорядочные, быстрые
Бледною озарены луной,
Иней воздух наполняет искрами,
Дрожь рождает ветер ледяной.
Птичьих стай, летящих к югу с криками,
В небесах лазурных больше нет,
С озаренными закатом пиками,
Кажется, уходит вдаль хребет.
Средь ветвей шуршания постылого
Только обезьян тоскливый визг,
И дорога пыльная пустынная
Вьется по горам то вверх, то вниз.
Лишь когда ночная тьма сгущается,
Вдалеке мелькают огоньки –
То из странствий дальних возвращаются
К берегу родному моряки. [143]
– Сунь У-кун! – позвал он. – Я вижу человеческое жилье. Мы
остановимся там на ночлег, а утром тронемся дальше.
Посмотрев вперед, Сунь У-кун промолвил:
– Нет, учитель, это не жилье.
– Как же так? – удивился Сюань-цзан.
– Там на крыше я вижу изображения не то летающих рыб, не то
животных. Это, пожалуй, храм или кумирня.
Так, беседуя друг с другом, они добрались до ворот строения, которое заметили издали, и над воротами увидели доску с тремя
огромными иероглифами: «Храм местного бога». Они вошли в ворота
и во дворе увидели старца, у которого на шее висели четки. Сложив
