Небесная Река пересекала
Все небо полосою золотой.
Но россыпь звезд не только в черном небе, —
Их огоньки дрожат в реке земной,
Умолк в горах веселый птичий щебет
И мир уснул, объятый тишиной.
Померк костер рыбачий, пепла грудой
Вдали едва его отмечен след,
И в пагоде высокой, перед Буддой
Угас лампадки благодатный свет.
Еще вчера здесь гонга медь гудела,
Звал барабан остатки сил напрячь,
Сегодня ночью в храме опустелом
Лишь слышатся стенания да плач… [159]
Но Трипитака, почивавший в храме бодисатвы Гуаньинь, спал
беспокойно. Все его мысли были сосредоточены на рясе.
Повернувшись на бок и взглянув в окно, он вдруг увидел, что
забрезжил рассвет. Он быстро встал и позвал:
– Сунь У-кун! Уже светло! Иди скорей за рясой!
Сунь У-кун одним прыжком вскочил с постели. Монахи уже
принесли воду для умыванья.
– Смотрите, как следует прислуживайте моему учителю, –
приказывал им Сунь У-кун, – а я снова отправляюсь в путь.
Встав с постели, Трипитака остановил его:
– Ты куда идешь?
– По-моему, бодисатва Гуаньинь довольно беззаботна, – не
отвечая на вопрос, сказал Сунь У-кун. – В ее честь здесь воздвигнут
прекрасный монастырь, возжигаются благовония, а она допускает, чтобы по соседству жил какой-то волшебник. Я сейчас отправлюсь к
Южному морю. Найду ее и скажу, чтобы она прибыла сюда сама и
отобрала у волшебника рясу.
– А когда ты вернешься? – спросил Трипитака.
– Если успею, вернусь, когда вы еще будете завтракать, – сказал
Сунь У-кун. – Могу и задержаться. Но к полудню непременно буду
здесь. Вы не беспокойтесь, монахи будут хорошо служить вам. Итак, я
отправляюсь.
Не успели замереть еще звуки его голоса, как он бесследно исчез.
Вмиг очутился он у Южного моря и, остановив свое облако, стал
осматриваться. Величественная картина открылась перед ним.
Морской простор лазурный, необъятный
От синевы небес неотделим,
