Теперь он мчится в ужасе с поляны…
Плоды на землю в спешке побросав,
Среди ветвей укрылись обезьяны…
Рвет ураган святых знамен шелка
И налетает в злобе бесполезной
На пагоду, что прямо в облака
Вздымает свой седьмой этаж железный.
К дворцу приблизясь, ураган не стих:
Обрушены колонны из нефрита,
Погнулись своды балок золотых,
И крыша драгоценная разбита…
Уносит кровлю яростный порыв,
Как ласточки, мелькает черепица,
И лодочники, весла осушив,
Одно лишь могут – продолжать молиться.
Овец приносят в жертву и свиней,
Чтоб ураган замолк, утихомирен,
Но снова он становится сильней, —
Вот убегают боги из кумирен.
И в знак своей покорности, из волн,
Драконы четырех морей явились…
Разбит сторожевого духа челн,
И городские стены развалились. [169]
Когда бешеный порыв бури утих, в воздухе показался волшебник.
Облик у него действительно был безобразный. Черная морда, покрытая щетиной, длинное рыло, огромные уши. Одет он был в
заплатанную рясу из грубого холста не то синего, не то черного цвета, подпоясан полотенцем из крапчатой цветной материи.
– Вот так штучка! – подумал улыбаясь Сунь У-кун. Он не вышел
навстречу волшебнику, ни о чем не спрашивал его, а, притворившись
больным, лежал на кровати и беспрерывно стонал. Волшебник, ничего
не подозревая, вошел в комнату, обнял его и хотел поцеловать.
«Что же это он, собрался позабавиться со мной, что ли?» – смеясь
в душе, подумал Сунь У-кун и, схватив чудовище за морду, дал ему
подножку. Тот рухнул на пол.
– Дорогая моя! Ты за что это на меня сердишься? Может быть, за
то, что я немного опоздал? – ухватившись за край кровати и пытаясь
подняться, промолвил волшебник.
– Да я вовсе не сержусь, – ответил Сунь У-кун.
– В таком случае, – продолжал волшебник, – почему ты меня
отталкиваешь?
– А почему ты себя непристойно ведешь? – в свою очередь
