— Куда вы пойдете? — спросил я, стараясь, чтобы голос не дрожал от злости.
— Не ваше дело, — огрызнулась она, без стеснения доставая из ящика целый ворох чулок с кружевными резинками. — Наверняка в общежитии найдется хотя бы раскладушка. Поставлю ее в общественном коридоре, если придется.
Не думаю, что она шутила.
Шейла прекратила метаться по комнате, когда настал черед собирать статуэтки животных с крылышками. Большей безвкусицы я в жизни не видел, но для нее они явно очень ценны, потому что она стала аккуратно раскладывать их по дну чемодана.
— Шейла, вы можете успокоиться?
— А вы можете не называть меня по имени? Я вам такого разрешения не давала, Арден. — Она в первый раз с момента моего появления посмотрела мне в глаза. — И вообще, я смотрю, вы прямо-таки богач, раз позволяете себе устраивать разборки, где водопроводная система реагирует на малейшие перепады настроения!
— Вы сами не разобралась в ситуации, сделали какие-то выводы… Может, остынете? И тогда поговорим?
Эти слова, похоже, только сильнее ее разозлили. Она окончательно оставила сборы и вновь двинулась на меня с грацией хищника.
— Я не позволю играть с собой, профессор Бирн, — мое имя она произнесла с какой-то издевательской ноткой. — Не позволю вытирать о себя ноги. Не позволю вовлекать меня ни в какие ваши авантюры, особенно когда вам сложно помочь мне в самой малости. — Она пальцами показала размер своей «крошечной» просьбы.
Я фыркнул.
— Это просто смешно. Шейла, я не знаю, сколько раз мне нужно вам повторить: антирринум смертельно опасен. Да, известны какие-то его целебные свойства, но риск слишком велик.
— Думаете, я дура? — Она вскинула подбородок.
— Нет.
Я и правда так думал. За те дни, что я узнал ее, понял, что это женщина острого ума и редкой наблюдательности.
— Отлично, — с удовлетворением кивнула Шейла и продолжила сборы, но уже в более спокойной манере. — В шкафу осталась кое-какая моя одежда. Я ее заберу на неделе. Через посыльного. — Она сверкнула глазами в мою сторону.
— Отлично, — повторил я и снял ботинки.
Шейла немного опешила от подобной наглости, но никак не прокомментировала.
Я прошел к ее аккуратно заправленной кровати и плюхнулся сверху.
— Займу эту спальню, — сказал я, складывая руки за головой и разглядывая деревянный потолок.
— Почему же сразу не заняли? — не сдержала любопытства Шейла.
— Не знаю, хотел придержать до лучших времен. А теперь они, похоже, настали.
— Наглец.
Она прошла мимо меня к комоду, чтобы взять что-то из ящика, но я не дал ей это сделать, молниеносно схватив за запястье.
— Ай, пустите! — взвизгнула Шейла.
Я поднялся и дернул ее на себя — так она быстро оказалась у меня на коленях. Шейла тяжело дышала. Я буквально видел, как ее мозг отчаянно работает над поиском нового оскорбления.
— И как это понимать? — тихо спросила она наконец.
Неспешно я разжал пальцы на запястье и выпустил руку. Шейла не двинулась с места, ожидая моих дальнейших действий. Левой рукой я заправил выпавшую из ее прически прядь за ухо. На какое-то время я задержался на ее щеке, едва касаясь мягкой кожи.
— Шейла.
— М? — рассеянно ответила она, ее взгляд блуждал по моему лицу, на мгновение задержавшись на губах.
Если бы я был огромным котом, то замурчал бы от удовольствия.
Тыльной стороной ладони я наконец коснулся ее скулы, затем провел рукой чуть ниже, дойдя до шеи.
— Я никогда бы не стал использовать ваше имя, чтобы флиртовать с другой женщиной.
Словно очнувшись от гипноза, Шейла сбросила с себя мою руку и встала с кровати. Она принялась расправлять несуществующие складки на юбке, отчего я хрипло рассмеялся.
— А ну, — пригрозила она, по-детски нахмурив брови. — Эл рассказывала, какой вы раньше был бабник, так что я на ваши приемчики не куплюсь. Можете даже не надеяться.
Это было давно и длилось не очень долго. Потеряв Героценту, я от отчаяния пустился во все тяжкие. Был молод и глуп. Готов был поклясться, что жизнь закончилась. В юности все кажется большим и значимым. С возрастом это чувство прошло, но вернулось почему-то именно теперь, когда я знал наверняка: без Шейлы это точно будет конец. Я буду обречен на одинокое и унылое существование, временами отвлекаясь на кого-нибудь вроде Мадлен или даже студенток с выпускных курсов. Проведу старость, копаясь в земле, и умру погожим летним днем в своей оранжерее.
Та картина, которую описал Эдмунд, застряла у меня в голове и не желала оттуда уходить. Дом на зеленом холме… Дети, богающие по полю. Витая беседка, как в саду у Лизбет Даррелл. Шейла, читающая книгу на скамейке перед домом, в легком платье и соломенной шляпке.
Как ни тяжело было признавать, никакие деньги не купят такое будущее.
Я смотрел, как она оглядывается по сторонам в поисках того, что забыла взять. Акварель так и осталась лежать на раскладном столике, вымытые кисти аккуратно стояли в стакане. Возможно, она собиралась вернуться за ними позже. Возможно, они ей были уже не нужны.
— Уже поздно, — заметил я.
— Спасибо, я знаю, — равнодушно отозвалась Шейла, обуваясь в дорожную обувь. — Если придет какая-то корреспонденция на мое имя, пожалуйста, оставьте ее в моем шкафчике в преподавательской.
