– А если все-таки ему удастся туда попасть, что, по-вашему, он способен написать?!
– Что-нибудь крайне скандальное, не сомневаюсь, но ответственность за это мы нести не будем. Или будем? Как вам кажется?
– Джеффри, вы сказали, что я широко известен как левый писатель. Подразумевает ли это, что, если фашисты придут к власти у нас, я буду у них в черных списках?
– Несомненно, мой дорогой.
– Они творили ужасные вещи с левой интеллигенцией в Испании.
– Да.
– И это же творят сейчас в Польше.
– Да.
– Ясно.
На несколько секунд их разговор прервало появление архимандрита. Тот выразил огромную готовность написать книгу об интригах нацистской коалиции в Софии.
– Вы полагаете, что сможете помочь перетянуть Болгарию на нашу сторону?
– Это будет плевок в лицо болгарам, – заявил его блаженство.
– Думаю, он способен написать отличную автобиографию, – сказал мистер Бентли, когда священник покинул их. – В мирное время я бы заключил с ним договор.
– Джеффри, вы всерьез считаете, что я мог бы попасть в черные списки левой интеллигенции?
– Конечно, всерьез. В первую же строку списков. И вы, и Петруша с Цветиком.
От упоминания этих двух знакомых имен Амброуза слегка передернуло.
– С ними все в порядке, – сказал он. – Они в Штатах.
Бэзил и Амброуз встретились на выходе из министерства. Они задержались на минутку, наблюдая короткую стычку автора «Судьбы нацизма» с полицейским охранником. Судя по всему, американец в припадке раздражения порвал клочок бумаги, являвшийся пропуском, и теперь охрана его не выпускала.
– В каком-то смысле мне даже жаль его, – заметил Амброуз. – Это не то место, где хочется пробыть до самого конца войны.
– Мне предложили здесь работу, – соврал Бэзил.
– И мне тоже, – сказал Амброуз.
Они вместе шагали по сумрачным улицам Блумсбери.
– Как Поппет? – наконец нарушил молчание Бэзил.
– Взбодрилась после твоего ухода. Пишет и пишет. Безостановочно, как сенокосилка.
– Надо будет выбрать время и заглянуть к ней. С тех пор как вернулась Анджела, я так занят. Куда мы идем?
– Не знаю. Мне некуда идти.
– И мне идти некуда.
На улице повеяло вечерней прохладой.
– Я чуть было не вступил в Ударный гвардейский пехотный полк, – сказал Бэзил.
– У меня когда-то был там дружок капрал.
– Давай-ка лучше навестим Соню с Аластером.
– Я сто лет там не был.
– Так идем! – Бэзилу требовался кто-то, чтобы оплатить такси.
Но, приехав в домик на Честер-стрит, они застали там одну Соню, которая запаковывала вещи.
– Аластер уехал, – сообщила она. – Он теперь в армии – рядовым. Ему сказали, что для командного состава он слишком стар.
– Господи, совсем как в четырнадцатом…
– И я уезжаю – еду к нему. Он возле Бруквуда.
– Тебе понравится там, около некрополя, – сказал Амброуз. – Чудесное местечко. На кладбище целых три паба, прямо среди могил. Я спросил девушку в баре, сильно ли напиваются скорбящие на похоронах. «Нет, – отвечает, – напиваются потом, когда приходят на могилы. Тогда им надо как-то утешиться». А ты знаешь, что у ветеранов есть свое кладбище? Может быть, если Аластер окажется хорошим солдатом, он удостоится принятия в почетные члены Союза…
Амброуз все болтал и болтал. Соня паковалась. Бэзил рыскал в поисках бутылок.
– Нечего выпить.
