Капитан Мейфилд обратился к лежащим на столе рапортам.

– Кандидаты в школу прапорщиков, – доложил старшина.

– Кого же мы тут имеем? Нулевой результат командованием не приветствуется.

– Есть Броуди, сэр.

Броуди был хилый адвокат последнего призыва.

– Сказать по правде, старшина, я не очень вижу в Броуди офицера.

– Со службой у него не все ладно, сэр, но образование куда лучше, чем у прочих.

– Что ж, запишите его, пусть учится дальше. Насчет сержанта Гарриса что скажете?

– Не подходит, сэр.

– Он отличный парень, очень дисциплинирован, знает своих подчиненных как облупленных. За ним ребята пойдут в огонь и в воду.

– Да, сэр.

– Ну так чем он вам не угодил?

– Всем угодил, сэр… Только без него наша футбольная команда играть не сможет.

– Понятно. Кого же вы предложите вместо него?

– Можно нашего баронета, сэр.

Сказано это было с улыбкой. Положение Аластера в качестве рядового несколько смущало капитана Мейфилда и очень веселило старшину.

– Трампингтона? Ладно. Я сейчас же переговорю с ним и с Броуди.

Ординарец доставил обоих. Старшина вызывал каждого по одиночке:

– Шагом марш. Стой. Отдать честь. Броуди, сэр!

– Броуди, требуются два кандидата в школу прапорщиков. Я предлагаю вас. Конечно, решение принимает командование, и я не могу гарантировать вам, что вы будете приняты. Полагаю, в случае одобрения командованием вашей кандидатуры у вас возражений не будет.

– Никак нет, сэр. Если вы и вправду считаете, что из меня выйдет хороший офицер.

– Я не считаю, что из вас выйдет хороший офицер. Хорошие офицеры – редкость. Но смею надеяться, что так или иначе офицером вы стать сможете.

– Спасибо, сэр.

– И до тех пор, пока вы у меня в роте, не входите ко мне с торчащей из кармана авторучкой!

– Простите, сэр.

– И болтать поменьше, – добавил старшина.

– Хорошо. Это все, старшина.

– Кругом. Шагом марш. Между прочим, выходя, шагать надо с правой ноги.

– Наверно, стоит дать ему пару нашивок, прежде чем от него отделаться.

Впустили Аластера. С момента вступления в ряды он мало изменился, если не считать легкого потолстения в районе талии и выше, но свободная форма почти скрывала этот недостаток.

Капитан Мейфилд адресовал ему те же самые слова, что и Броуди.

– Да, сэр.

– Вы не желаете становиться офицером?

– Так точно, сэр.

– Это очень странно, Трампингтон. У вас есть на то особые причины?

– По-моему, и в прошлую войну многие испытывали те же чувства.

– Я слышал об этом. Что и увеличило число жертв. Ну, если вы не желаете, заставить вас я не могу. Боитесь ответственности, да?

Аластер молчал. Капитан Мейфилд кивнул, и старшина скомандовал Аластеру выйти.

– Ну, и как это понимать? – спросил капитан Мейфилд.

– Мне попадались люди, считавшие, что быть рядовым на войне не так опасно.

– Не думаю, что с Трампингтоном дело в этом. Он доброволец, и по возрасту не подлежит призыву.

– Чудно́, ей-богу, сэр!

– И даже очень, старшина.

Аластер не спешил возвращаться в свой взвод. Утром в это время они занимались физподготовкой, а именно эта часть их каждодневного расписания вызывала у него особую ненависть. Он прятался за кухонным блоком до тех пор, пока часы не подсказали ему, что физподготовка окончена. Когда он присоединился к товарищам, те, потные и запыхавшиеся, натягивали гимнастерки. Встав в строй, он вместе с другими промаршировал в столовую, где в относительном тепле и духоте прослушал лекцию военного врача о соблюдении правил гигиены. Речь шла об опасности, которую представляют мухи. Военврач в ужасающих подробностях описывал путь мухи – от сортирного очка к сахарнице, рассказывал о микробах дизентерии, которые она переносит на своих мохнатых лапках, о вредоносной слюне, которой смачивает пищу, прежде чем приняться за еду, о том, как испражняется она тут же, пока ест. Эта лекция всегда производила должное впечатление. «Разумеется, – помявшись, добавил врач, – теперь, когда все вокруг покрыто снегом, опасность может показаться не столь существенной, но если нас отправят на Восток…»

По окончании лекции солдат на двадцать минут распустили, они курили, ели шоколад и сплетничали, сопровождая каждое имя существительное, прилагательное и каждый глагол одним и тем же неизменным непристойным словечком, что превращало речь в подобие икоты. Они топали ногами и потирали ладони.

– Чего хотел этот… ротный?

– Послать меня, на… в школу прапорщиков, – ответил Аластер.

– Везет же…! Когда отбываешь?

– Я остаюсь.

– Не хочешь стать… офицером?