– Она не встает с постели.
– А ваш квартирант?
– Уехала сегодня утром – как только расчистили дорогу. И две служанки тоже уехали вместе с ней.
– Надеюсь, Дорис помогает вам по дому.
При упоминании этого имени мистер Харкнесс не выдержал и стал изливать душу.
– Мистер Сил, я больше не могу терпеть такое. Никто из нас не может. Мы дошли до точки. Вы должны забрать этих детей.
– Но вы же не хотите, конечно, отправить их назад в Бирмингем, чтобы они там погибли под бомбами!
Это был довод, к которому часто и с хорошим результатом прибегала Барбара. Но едва произнесся это, Бэзил понял, что совершил ложный шаг. Страдание очистило душу мистера Харкнесса, уничтожив в ней всякое лицемерие. Впервые губы его искривило некое подобие улыбки.
– Я был бы счастлив этому сверх всякой меры! – заявил он.
– Т-т-т… Не надо наговаривать на себя. Впрочем, так или иначе это было бы противозаконно. Мне хотелось бы вам помочь. Ваши предложения?
– Я подумывал было отравить их жидкостью от сорняков, – мечтательно произнес мистер Харкнесс.
– Что ж, – сказал Бэзил, – это был бы выход. Но, вы считаете, Марлин смогла бы удержать это в желудке?
– Или повесить…
– Ну перестаньте, мистер Харкнесс, это ведь просто пустые мечты. Надо быть реалистом.
– Все, что приходит мне на ум, так или иначе, сводится к смерти – либо их, либо нашей.
– Не сомневаюсь, что выход может быть найден, – обронил Бэзил. Украдкой поглядывая на мистера Харкнесса, не выразит ли его лицо недоверие или негодование, он принялся излагать план, явившийся ему, вначале смутно, при первом знакомстве с Конноли, а затем, уже более четко, в последнюю неделю.
– Трудность размещения эвакуированных в бедных семьях, – говорил он, – вызвана тем, что пособие едва покрывает траты на еду для этих несчастных. Конечно, если речь идет о милых, ласковых детях, то их примет с радостью кто угодно. Но Конноли никто не назвал бы милыми и ласковыми. – Мистер Харкнесс застонал. – К тому же им свойствен инстинкт разрушения. Следует признать, что содержание их в доме сопряжено с большими трудностями. Однако если скудное пособие, выплачиваемое государством, было бы дополнено…
– То есть вы хотите сказать, что я мог бы заплатить тому, кто их возьмет. Я готов заплатить, готов чуть ли не все отдать, только бы их от меня убрали! Сколько я должен? Как это организовать?
– Предоставьте это мне, – сказал Бэзил, внезапно отбрасывая все светские околичности. – В какую сумму вы оцениваете возможность избавиться от детей?
Мистер Харкнесс заколебался. Пробудившаяся надежда прорывала маску невозмутимости. Но трудно работать на Востоке, не приобретя острого нюха на возможность сделки.
– Полагаю, фунт в неделю для бедной семьи явился бы существенной добавкой, – сказал он.
– Как насчет единовременной суммы? Людей – то есть бедняков – нередко может ошеломить единовременная сумма, в то время как на пособие они и внимания не обратят.
– Двадцать пять фунтов.
– Полно, мистер Харкнесс. Предложенная вами сумма явится платой только за шесть месяцев. Война продлится дольше этого срока.
– Тридцать. Больше не могу.
Он небогат, размышлял Бэзил, весьма вероятно, тридцать – это большее, что он может себе позволить.
– Осмелюсь заверить вас, что смогу найти кого-нибудь, кто согласится принять их за эту сумму, – сказал он. – Вы понимаете, конечно, что все это в высшей степени противозаконно.
– О да, я это понимаю.
Так ли это? – задался вопросом Бэзил, ну, может, и вправду понимает.
– Вы сможете забрать их сегодня?
– Сегодня?
– Непременно. – Похоже, мистер Харкнесс хочет теперь диктовать условия. – Чек будет вас ждать. Я выпишу его на предъявителя.
– Как долго тебя не было! – сказала Барбара. – Ну, удалось тебе его усмирить?
– Мне предстоит подыскать для Конноли новый дом.
– Ты помиловал его?
– Он был так жалок. Вот я и размяк.
– Это совсем не похоже на тебя, Бэзил.
– Придется опять засесть за адресную книгу. А Конноли надо будет приютить на ночь. К утру я найду для них новый дом.
В Норт-Граплинг он отправился, когда уже смеркалось. По обеим сторонам дороги высились сугробы срытого снега, превращая проезжую часть в узкую колею.
Троица Конноли стояла во дворе под яблоней, ожидая его.
