– Да, они как овцы, – повторила она шутливым тоном.
– И притом очень умные, – добавила Кэтрин. – По крайней мере, думаю, все они читают Уэбстера.
– Уж не считаете ли вы это признаком большого ума? Я вот читала Уэбстера, и Бена Джонсона [18] читала, но не думаю, что поумнела – во всяком случае, не сильно.
– По-моему, вы очень умная, – заметила Кэтрин.
– Почему? Потому что заправляю делами в конторе?
– Я не об этом. Я представила, как вы живете одна в этой комнате и устраиваете вечера…
Мэри на секунду задумалась.
– На самом деле, мне кажется, нужно быть сильной, чтобы пойти наперекор семье. Я вот сумела. Я не хотела жить дома и сказала об этом отцу. Он не одобрил, конечно… Но в конце концов, у меня есть сестра, а у вас нет, так ведь?
– Да, у меня нет сестер.
– Вы пишете биографию своего деда? – не отступала Мэри.
Кэтрин этот вопрос, похоже, не понравился, и она ответила кратко, как отрезала:
– Да, я помогаю маме.
По тону, каким были произнесены эти слова, Мэри поняла, что ее поставили на место, словно никакого чувства взаимной симпатии между ними и не возникало. Кэтрин, казалось, умеет странным образом приближать и отталкивать, вызывая диаметрально противоположные чувства, с ней не расслабишься. Подумав немного, Мэри нашла этому одно объяснение: эгоизм.
«Эгоистка», – сказала она мысленно и решила, что прибережет это слово для Ральфа до того дня, когда – а это наверняка случится – речь у них снова зайдет о мисс Хилбери.
– Боже мой, какой беспорядок тут будет завтра утром! – воскликнула Кэтрин. – Надеюсь, вам не придется спать в этой комнате, мисс Датчет?
Мэри рассмеялась.
– Почему вы смеетесь? – спросила Кэтрин.
– Не скажу.
– Дайте угадаю. Вы смеялись, оттого что подумали, будто я просто решила сменить тему?
– Нет.
– Потому что подумали… – Она умолкла.
– Если желаете знать, меня рассмешило то, как вы произнесли «мисс Датчет».
– Ну тогда Мэри. Мэри, Мэри, Мэри.
С этими словами Кэтрин отодвинула занавеску, возможно, чтобы не видно было, как просияло ее лицо от этой внезапно обретенной близости.
– Мэри Датчет, – сказала Мэри. – Боюсь, не так звучно, как Кэтрин Хилбери.
Обе повернулись и стали смотреть в окно, сначала на серебряную луну, недвижно застывшую среди серебристо-синих бегущих облаков, потом вниз на лондонские крыши, утыканные трубами дымоходов, затем – на пустынную, залитую лунным светом мостовую, на которой был четко виден каждый булыжник. Потом Мэри заметила, как Кэтрин снова задумчиво смотрит на луну, словно сравнивает ее с другими светилами, виденными раньше в другие ночи. Кто-то в комнате у них за спиной сказал в шутку: «астрономы», испортив все удовольствие, и обе отвернулись от окна.
Ральф ждал этого момента и спросил:
– Кстати, мисс Хилбери, вы не забыли остеклить портрет? – По всему было видно, что он долго обдумывал этот вопрос.
«Вот идиот!» – Мэри чуть не произнесла это вслух, почувствовав, что Ральф сморозил глупость. Так после трех уроков латинской грамматики хочется поправить школьного товарища, который еще не выучил аблятив слова «mensa» [19] .
– Портрет? Какой портрет? – переспросила Кэтрин. – Ах, тот, дома, – вы имеете в виду воскресный вечер. Это когда у нас был мистер Фортескью? Да, теперь припоминаю.
Какое-то время все трое стояли в неловком молчании, затем Мэри пошла посмотреть, как наливают кофе из кувшина: даже будучи образованной девушкой, она не могла не заботиться о целости фамильного фарфора.
Ральф никак не мог придумать, что еще сказать. Но несмотря на внешнюю растерянность, в глубине души всеми силами желал лишь одного: заставить мисс Хилбери повиноваться. Он хотел, чтобы она оставалась здесь до тех пор, пока он не завоюет ее внимание, хотя как это сделать, оставалось пока неясно. Подобные вещи нередко ощущаются и без слов, и Кэтрин поняла, что этот молодой человек чего-то ждет от нее. Она попыталась восстановить в памяти свое первое впечатление от знакомства с ним: вспомнила, как показывала ему семейные реликвии. И с каким настроем он уходил от них в тот воскресный вечер. Похоже, он осуждал ее. И совершенно естественно было предположить, что, вероятно, у него остался неприятный осадок и он до сих пор находится под впечатлением от того разговора. Так она размышляла, даже не порываясь уйти, – стояла, глядя на стену и едва удерживаясь, чтобы не рассмеяться.
– Полагаю, вы знаете названия звезд? – спросил Денем так, словно это предполагаемое знание было ее серьезным проступком.
Она постаралась ответить спокойно:
– Я сумею отыскать Полярную звезду, если заблужусь.
– Вряд ли это часто с вами происходит.
– Конечно. Со мной никогда ничего интересного не происходит.
– Похоже, у вас вошло в привычку всему перечить, мисс Хилбери, – не выдержал он. – Полагаю, это одно из свойств вашего класса. Вы никогда не говорите серьезно с теми, кто ниже вас.
То ли из-за того, что сегодня они встретились на нейтральной территории, то ли из-за того, что на Денеме был не строгий фрак, а поношенное серое пальто, придававшее ему легкомысленный вид, только Кэтрин почему-то не хотелось быть с ним высокомерной.
– В каком смысле ниже? – спросила она и внимательно посмотрела на него, словно ей и впрямь было интересно, что он ответит.
