— Не буду ходить вокруг да около, О’Рейли. Вам уже случалось видеть, как умирают ваши пациенты?

— Нет, — покачал головой Фингал.

— Послушайте, при мне вы называли его Кевином…

Фингал прищурился, но ничего не сказал.

— Я вовсе не учу вас черствости, просто хочу напомнить, что пациенты умирают. Для того чтобы подействовал хинидин, понадобится три часа. А сердце может не выдержать в любую минуту.

— Понимаю. — Фингал оглянулся на сестру О’Хэллоран возле постели больного. — Но его нельзя оставлять одного. Можно, я посижу с ним?

— Вам надо пообедать, а потом идти в амбулаторию.

— Обойдусь без обеда.

— Ну хорошо, только знаете, Фингал… — в глазах врача отразилась печаль, — если он умрет, не принимайте его смерть близко к сердцу. Мы не можем спасти всех.

— Понимаю, зато можем предложить хоть какое-то утешение.

— Действуйте. — Ладонь врача легла на плечо Фингала.

Фингал нырнул в палатку, прихватив с собой плетеный стул:

— Можете идти, сестра О’Хэллоран.

Ее улыбка была божественной. Фингал понял, что просто обязан поближе познакомиться с этой медсестрой. Он застегнул палатку, сел и взял тяжелобольного подопечного за руку.

Кевин Доэрти спал, но его пульс был частым и сбивчивым. Фингал задумался: знает ли Кевин, что он тут не один?

Полотнище палатки откинули снаружи. Подняв голову, Фингал увидел Кэтлин О’Хэллоран с чашкой чаю и тарелкой с тостами.

— По-моему, больному сейчас не до еды, — заметил Фингал.

— Вот глупый, — отозвалась Китти. — Это сестра Дэли прислала вам.

— Благослови Господь вас обеих! — воскликнул Фингал, у которого и вправду урчало в животе.

— Сестра велела мне подождать здесь, пока вы заправляетесь, — Китти присела на край кровати.

Фингал проглотил угощение, поглядывая то на пациента, то на серые с янтарными крапинками глаза Кэтлин О’Хэллоран, а для друзей — просто Китти. Допив чай, он попросил:

— Пожалуйста, поблагодарите за меня старшую сестру.

Китти поднялась.

— Знаю, сейчас не время и здесь не место, — негромко начала она, — но понятия не имею, будет ли у меня еще хоть один шанс поговорить с вами. В эти выходные я еду проведать родителей…

Фингал увидел, как девушка широко улыбнулась.

— Но если хотите, через две недели, в субботу, я буду свободна и смогу составить вам компанию.

От радости у самого Фингала едва не началась фибрилляция.

— В ту субботу я играю в регби.

— В таком случае я приду посмотреть матч. После него и увидимся. — И она выскользнула из палатки.

Широко улыбаясь, Фингал перевел взгляд на Кевина и обнаружил, что тот смотрит на него. Дыхание пациента уже не казалось затрудненным, как прежде, на лице появилась тень улыбки. Фингал вставил в уши стетоскоп.

— Ну-ка, послушаем…

«Тук-тук, тук-тук…» Ритм ровный. Хинидин подействовал.

— Кажется, ваши дела идут на лад, Кевин, — осторожно объявил Фингал.

— Спасибо вам, доктор…

— Я не доктор, пока я только студент. И потом, это моя работа…

— Ерунда, док. Я никогда не забуду, что вы для меня сделали. Как вам эта крошка в сестринской униформе? Девочка что надо. Вдвоем вы неплохо проведете время.

Фингал густо покраснел.

— Непременно, Кевин. Так и будет.

Поднимаясь, чтобы уйти, Фингал О’Рейли мысленно дал себе клятву. Впредь во время практики называть своих пациентов по именам, а не инициалами.

О'Рейли перевернулся на бок, пружины койки скрипнули. Он сел, радуясь, что он не врач, живущий при больнице, вынужденный на протяжении года называть домом клетушку в «казарме».

Ему никогда не забыть тот день, когда он перестал звать своего первого пациента «мистером К. Д.» и начал мысленно обращаться к нему и всем прочим подопечным по именам. Разве можно воспринимать Донала Доннелли, как Д. Д.? О’Рейли вновь ощутил укол беспокойства. Скоро ли Донал придет в себя?

Решение относиться к пациентам как к людям, а не живым примерам, иллюстрирующим то или иное заболевание из учебника, стало еще одной развилкой на жизненном пути О’Рейли — не менее важной, чем предыдущая, в 1927 году, когда он наотрез отказался заниматься естественными науками, как требовал отец.

Приходя навестить мать в дом на Лансдаун-роуд, Фингал по возможности тактично избегал отца. Если бы Ларс жил с родителями, атмосфера в доме была бы менее напряженной.

Братья были близки, как половинки ножниц. Ларс считал своим долгом оберегать младшего, а Фингал так и не сумел отплатить ему добром за поддержку в 1927 году, когда Ларс предложил ему уйти в плавание.

— Если сегодня ты в Дублине, значит, у тебя свидание с Джин, — предположил Фингал. — Кстати, как дела у Джин?

— Прекрасно. Сегодня веду ее в «Кларенс».

Фингал присвистнул.

— Недешевое развлечение. Значит, у тебя с ней все серьезно? — Да. Очень.

— Собираешься сделать предложение?

Ларс осекся и густо покраснел.