определиться пожестче. А потому в своем исследовательском институте стареющий Виктор

Сушков являл собой знакомый всем тип шестидесятых и семидесятых – он был, как вокруг

пошучивали, БОРЕЦ ЗА ПРАВА, БЕГАЮЩИЙ ПО КОРИДОРАМ. Когда-то он был напори-стым комсомольцем… Когда-то активным профсоюзным деятелем… Теперь он был симпатичный шустрый старичок.

Едва заслышав про какую-то несправедливость начальствующих, про их подлянку или

обычный зажим рядового сотрудника, Виктор Сергеевич тотчас начинал собирать подписи.

Это в нем осталось. Старый гвардеец… Суетлив, конечно. Однако в нескольких случаях он

все-таки не дал выгнать человека с работы, а кому-то сумел – помог с жильем. А то и защитил

женщину, не позволив ее травить… Само собой, хороший семьянин. Инженер Сушков, чуть

что собирающий подписи!.. С этажа на этаж – торопится, бежит по коридору Института, и глаза

так серьезны. Таким бы ему и запомниться! Но, увы, еще постарел… В маленьких честных

его глазках проступило невостребованное. И жалкое. И уже не напирал, а просил. В руках, как водится, бумага. С письмом… С заявлением… С протестом… И наготове дешевенькая

шариковая авторучка – отзовет в сторону, просит: подпиши.

Но люди в коридорах – они ведь такие! В большинстве своем хуже Виктора, они не сомне-вались, что они лучше. (Мы ведь такие.) Когда Виктор Сергеевич Сушков в 65-м ушел-таки на

пенсию, эти самые люди, сослуживцы, кислили физиономию ему вслед. И меж собой характе-ризовали его, романтика по-советски, до обидности кратко:

– Зануда… Житья не давал.

А был еще Виктор Одинцов – давний по жизни (по юности) приятель Виктора Сушкова.

Как тип – прямо ему противоположный, сам в себе. И совсем не говорун. Молчалив… Этакий

рослый малообщительный мужчина… Скрытный (и удачливый) любитель молоденьких женщин. Этот мрачноватый Одинцов был холостяк (оправдывал фамилию). И был он, вплоть до

выхода на пенсию, фотограф. Но не классный. Просто работа. Заведовал фотоателье, что по

тем нашим временам кое-что значило. Маэстро… Человек, более или менее известный, если

кружить возле метро «Таганская».

Штат его ателье был невелик – один качок-охранник и три-четыре девицы, не больше.

Эти тонкие женские ручонки помогали Одинцову в его фототрудах и оформляли, как заве-дено, всякие платежи. Бумаги. Квитанции… Девицы были собой очень даже недурны. Что

было видно уже сразу с улицы – через большое стекло его маленького ателье.

Поскольку начальник самолично решал, кого оставить на нехитрой работе, а кого нет, девицы от Виктора вполне зависели, и он этим вполне пользовался. Раз в два года наш мрачноватый одинокий Одинцов менял контингент и вновь им пользовался. Умел!.. Любопытно, что Виктор проделывал все это буднично, как бы нехотя. Лицом насупившись… И молчком.

Такой вот мужчина. Жил с одной, жил с другой. (Начинал он почему-то с самой скромной, с

дурнушки.) А то и с двумя сразу жил, разнообразя себе неделю. Но, кажется, тоже без страсти.

Тоже спокойно. Только чтобы не мучили желания. (Не каждый же день большая любовь!..) Однажды в середине дня заглянув к ним в фотоателье и не найдя Одинцова, я спросил

у трудового народа, где Виктор Олегович. Не вышел ли куда пообедать старый седой барсук

– и не сказал ли чего?

– Сказал?.. Разве он умеет говорить? – вмазала мне одна из девиц, и вокруг дружно захи-хикали.

6

В. С. Маканин. «Долгожители (сборник)»

– Едем порыбачить? На пару дней, а? – спрашивал мрачноватого Виктора Одинцова

говорливый Виктор Сушков. Звонил ему… И они сговаривались. (Обычно после получения

пенсии.)

– Едем.

Порыбачить – значило посидеть с удочками, слегка попьянствовать. Повспоминать моло-дость… Поностальгировать. А что еще делать двум (наконец-то!) пенсионерам. Они это здо-рово придумали! Они посылали весь мир на хер. Запасясь продуктами, они съезжались и

ловили рыбку. Забравшись в глухое Подмосковье… Ночуя в развалюхе-избе.

Приезжал иногда к ним и я.

Но в их разговорах было кое-что еще. Кое-что удивительное!.. Оба Виктора ощущали

себя долгожителями. Они это обнаружили вдруг. У них обоих, как выяснилось, бабки и деды

жили по сто лет… Разве это не обязывает? (Жить!) Разве это не вдохновляет?.. Так что даже

теперь, на пенсии, жизнь обоих Викторов отнюдь не кончалась – вся их долгая жизнь была

еще впереди.

Когда они, оба в азарте, заводили речь о своем сокровенном, казалось, оба слегка спя-тили! Сколько жара, огня!.. Долгожительство стало их идеей, их пунктиком. Их восклицатель-ным знаком!.. Открывшимся (наконец) смыслом их бытия.

Кстати сказать, Виктор Сушков и я тоже могли бы поговорить о прочем-разном. Виктор

Сушков мой земляк. Из Оренбуржья, и даже район один. Тоже ведь можно было повспоминать.

Подергивая удилищами. Попивая водочку… Припомнить словечки. Оживить давний лесок, холмы – географию детства.

Однако же нет! В основном разговоры вели они – два Виктора. Их было не перебить.